Так, блуждая, я добрался наконец до штаба на окраине села. Он был расположен в разбитой школе, в которой уцелели две комнаты.
— Товарищ командир, сюда, сюда, — раздался голос Синченко, — здесь и товарищ комиссар.
Синченко ввел меня в комнатушку, где у растопленной печурки, на которой уже кипел чайник, сидел Мухаммедьяров и, дуя на воду, пил...
Следом за нами в комнату ворвался снег, белым морозным паром обдало сидящего. Синченко поспешно захлопнул дверь.
— Вот, кипяточек похлебываю, — сказал Мухаммедьяров, — ах, как приятно жжет, — оторвавшись от кружки, добавил он. — Я велел после ужина до самого утра во всех кухнях кипятить воду и разносить ее по окопам. Пусть бойцы отогревают нутро.
Не успел я оглядеться, как в комнату вошел весь запорошенный снегом Мамонов и, развязывая ушанку, на ходу доложил:
— Все делается как приказано, товарищ капитан. Фу, какая метелица разыгралась! — Он улыбнулся и вытер капли на молодом розовом лице.
— А патрули?
— Все разведчики во главе с Данилиным на лыжах пошли.
— Не перестреляют наши друг друга? — забеспокоился комиссар.
— Что вы, товарищ комиссар! К патрулям от каждой роты связные назначены. Все продумано: пароль, отзыв, место встречи.
Стряхнув с себя таявший снег, я тяжело опустился на табурет. Все время уходили и приходили с докладами командиры. Раскрыв планшет и достав карту, Мамонов пододвинулся к тусклому свету керосиновой лампы и сказал:
— Вы знаете, товарищ командир, а что, если соколовский гарнизон воспользуется пургой и вздумает сегодня оставить Соколово, тогда он обязательно пойдет через нас. Вот он тут, — показал Мамонов на карту. — А до нас расстояние всего четыре-пять километров, и дорога здесь хорошая... Есть и другая дорога, — он указал на окольный путь, — но по ней слишком долго добираться им до своих.
Мамонов начал доказывать вероятность своего предположения о возможных действиях противника. Это на языке военных называется «оценкой обстановки». Я и комиссар внимательно слушали разумные рассуждения Мамонова, а он, ободренный этим, говорил все более страстно и вдохновенно. Сейчас Мамонов жил только мыслью о том, как бы точнее разгадать думы немецкого командира.
Способностей к анализу у Мамонова мы раньше не замечали, мы знали его как хорошего офицера и старательного честного исполнителя, поэтому нас эта горячность обрадовала.
— Вы совершенно правильно оцениваете обстановку, а ваши доводы обоснованны, Мамонов, — похвалил я его.
Он просиял от одобрения.
— Да, соколовские немцы почти обречены, но, на их счастье, им повезло с погодой, — поддержал беседу комиссар.