Горюны. Эта деревушка из двух-трех десятков домов расположена по обеим сторонам Волоколамского шоссе. Дома деревянные, одноэтажные, с нехитрыми заборами, надворными постройками — одна из рядовых деревень Подмосковья.
Первые жители Горюнов выкорчевали лес, отвоевывая у цепких корней метр за метром пахотную землю, и с каждым годом лес отодвигался на десятки метров, местами на полкилометра, местами на километр. Одним словом, Горюны теперь образуют центр неправильного эллипса, окруженного густым лесом.
Если смотреть на карту, то Горюны лежат на ней маленьким черным паучком, от которого паутиной расходятся во все стороны тонкие линии дорог.
Главный опорный пункт и штаб нашего батальона здесь, в Горюнах. Рахимов докладывает, что как сообщили из штаба дивизии, нашему батальону из резерва комдива придаются четыре противотанковых орудия, и спрашивает, где им занять огневые позиции.
— Давайте, товарищ комбат, поставим их на окраине деревни, — советует Бозжанов, наших два и этих четыре. Вот если шесть орудий замаскируем как следует под домами или в сараях, — ей-богу, ни один танк по шоссе не пройдет.
Рахимов неодобрительно, исподлобья смотрит на Бозжанова и что-то наносит на карту. Зная, что у Рахимова есть свои предложения, но он, как всегда, соблюдая такт, не выскажет их, пока его не спросят, я жестом руки останавливаю Бозжанова и обращаюсь к Рахимову:
— А как по-твоему, Хабибулла?
— Тогда разрешите, товарищ комбат, — спокойно начинает Рахимов, пододвигая ко мне свою карту. — Я думаю, что как бы хорошо мы ни замаскировали орудия под домами или сараями, они все равно выдадут себя после первого же выстрела. Достаточно одного прямого попадания немецкого снаряда или бомбы в дом, как он обвалится или загорится...
— А если... — попытался было Бозжанов прервать рассуждения Рахимова.
— Жолтай, слушать надо, когда разговаривают старшие! — оборвал я его.
Бозжанов краснеет, а Рахимов, как бы извиняясь за мой грубый, неуместный окрик, примирительно говорит ему:
— Когда ты говорил, Джалмухаммет, я же не перебивал тебя.
При этих словах Рахимова лицо Бозжанова делается багровым, и он выдавливает из себя:
— Слушаюсь, товарищ комбат! — и растерянно добавляет: — Разрешите присутствовать?
— Я тебя не гоню. Слушай себе на здоровье.
— Я думаю, товарищ комбат, — продолжает Рахимов, — что нам не следует рисковать. По-моему, надо поставить орудия не в самой деревне, а на опушке леса, вот здесь.