, или "поднимаясь" в Австрию – в Вену и Шарнштейн – где доживали свой век некоторые небесполезные "обломки австрийской империи"
[291].
Передвигались, большей частью, на автомобиле и без излишней спешки, останавливаясь на ночлег то в сельских гостиницах, то в замках "друзей дома" и дальних родственников. Пили франконский "штайнвайн" — белые вина из долины реки Майн, и, следует отметить, вюрцбургский Hofkeller мог запросто конкурировать с лучшими французскими и итальянскими винами. Впрочем, и пиво здесь было дивное. Даже дамы отдали должное множественности "Францисканеров", "Капузинеров" и прочих "Шпатенов". Ну а о том, чем и как потчевали путешественников в "рыцарских" замках и деревенских харчевнях можно рассказывать долго и со вкусом, но...
— Как полагаешь, Баст, меня не разнесет от этого швабского изобилия? — Спросила Кейт, заявившись к нему в "семейный" номер вместо "законно" ожидаемой Вильды.
— Э... — В данный момент это было единственное, что он мог сказать, глядя, как вошедшая без стука "кузина Кисси", начинает, не мешкая, снимать через голову свое дорожное платье.
— Горячая вода? — Деловито осведомляется женщина, голова которой была все еще скрыта подолом, тогда как все остальное тело – от груди и ниже – уже открыто для обозрения.
— Четверть часа назад была, — беря себя в руки, ответил на вопрос Баст и потянулся за сигаретами. — И я не вижу причин, почему бы ей вдруг исчезнуть.
— Вы, баварцы, — зеленые глаза хитро блеснули из-под подола, и платье было наконец отброшено на спинку кресла. — Слишком шумны и темноволосы. — Еще один "проникающий до печенок" взгляд, и начинается сложновыстроенная пантомима "Освобождение от чулок". — И к тому же католики... Какие же вы немцы? — Левый чулок медленно скользит к тонкой лодыжке, а за глазами Баста следит хитрый, как у Рейнеке-лиса[292], глаз австрийской баронессы. — Скажи, Баст, может быть вы итальянцы?
— И это говорит женщина, девичья фамилия которой Кински? — "Главное не захлебнуться слюной!" — А к стати! Куда ты подевала мою верную супругу?
— У Вильды, видишь ли, разболелась голова. — Самым невинным тоном объяснила Кайзерина и принялась за правый чулок. — Я отправила ее спать в мой номер.
"Она направила... М-да..."
— Как тебе это удается? — Баст был искренне поражен манипулятивными способностями этой женщины.
— Удается. — Взгляд ее на мгновение стал серьезен, но только на мгновение. И не будь Баст тем, кем он был, мог бы и усомниться, "а был ли мальчик?"
"Был". — Твердо решил он, но взгляд красавицы уже изменился, и следующей "жертвой" процесса стала шелковая сорочка.