— Ох уж эти уховертки, — согласился Регис, делая вид, будто ковыряет в ухе, — ну прямо-таки несчастье какое-то.
— В Нильфгаард топаем… — Лютик оперся о краснолюда, думая удержать равновесие, что оказалось крупной ошибкой. — Это, как я уже сказал, секретная тайна! Тайный секрет! Секретно-тайная цель!
— И по правде сказать, очень ловко спрятанная, — кивнул цирюльник, кинув взгляд на побледневшего от ярости Геральта. — Судя по направлению вашего похода, даже самый подозрительный и прозорливый тип не догадается о цели движения.
***
— Мильва, что с тобой?
— Отстань от меня, пьяный дурак.
— Хе! Она плачет! Эй, гляньте-ка…
— Иди к черту, говорю! — Лучница отерла слезы. — Вот дам кулаком меж глаз, виршеплет затраханный… Давай стекляшку, Золтан…
— Подевалась куда-то… — пробормотал краснолюд. — О, есть. Спасибо, ци-цилюрьник… А где, мать его, Шуттенбах?
— Вышел. Какое-то время назад. Лютик, помнится, ты обещал рассказать историю про Дитя-Неожиданность…
— Щас, щас. Регис. Только глотну… Все расскажу… И о Цири, и о ведьмаке… В подробностях…
— На погибель сукинсынам!!!
— Тихо ты, краснолюдина! Дите перед халупой разбудишь!
— Не злись, лучница! На, выпей.
— Эээх! — Лютик обвел комнатку полудурным взглядом. — Если б меня сейчас увидела графиня де Леттенхоф…
— Кто-кто?
— Неважно. Холера, эта сивуха и верно язык развязывает… Геральт, тебе еще налить? Геральт!
— Отзынь от него, — сказала Мильва. — Пусть спит.
***
Стоящий на краю села овин исходил музыкой, музыка дошла до них еще прежде, чем они подъехали, и взбудоражила. Они начали невольно раскачиваться в седлах медленно ступающих лошадей, вначале следуя глухому ритму барабана и басетлей, потом, когда подъехали ближе, в такт мелодии, которую пели пищалки и гусли. Ночь была холодная, в свете полной луны овин с прорывающимися сквозь щели в досках проблесками казался сказочным, волшебным замком.
Из ворот овина вырывался гул и свет, мерцающий от теней пляшущих пар.
Стоило им войти, как музыка оборвалась, расплылась протяжным, фальшивым аккордом. Расплясавшиеся и потные кметы расступились, освобождали глинобитный пол, собрались вдоль стен и подпирающих крышу столбов. Цири, шедшая рядом с Мистле, видела расширенные от страха глаза девушек, замечала твердые, решительные взгляды мужчин и парней, готовых на все. Слышала усиливающийся шепот и гул, перебивающий сдержанное гудение дудок, мушиное пиликанье скрипок и гуслей. Шепот. Крысы… Крысы… Разбойники.
— Не пугайтесь, — громко сказал Гиселер, бросая онемевшим музыкантам плотно набитый позвякивающий мешочек. — Мы приехали повеселиться. Ведь гулянье для всех, разве нет?