Неужели мы такие же, как пираты? Или это зовет Белая Смерть? Она рядом, в полиэтиленовых пакетах. Ее много, очень много. Я боюсь Мына.
...После полудня пролетел самолет. Мы затаились... Чей это самолет? Кого он ищет? Спасибо, что спрятались под ветками деревьев. Пора уходить в море.
...Израсходовали последние капли бензина. Теперь катер не имеет активного хода, его несет на восток течением. Когда усиливается ветер, мы разворачиваем парус. Чтобы сохранить направление, выбрасывали «якорь» — кусок брезента, он как парашют тянется под водой, оттаскивает корму, и нашу посудину не крутит как кожуру банана.
...Дядюшка Ван, старый гадальщик с базара, любил повторять изречение древних мудрецов: «Чем больше все меняется, тем больше все остается по-старому». Мне наплевать на мудрецов. Самая большая мудрость на свете — радоваться жизни. Я в сенанге[16], Мын спит. Он умеет спать. Потолстел даже. А мы с Балериной садимся в тень рубки, и она ластится ко мне или начинает с веселым визгом носиться по палубе, прыгать с каната на канат.
...Несчастье пришло. Оно должно было прийти. Зачем я не бросил узел Толстого Хуана на тропе!
Мын помешался на пакетах из полиэтилена. Он обложился ими и, полузакрыв глаза, бредит:
— Я отдам долги... Я куплю лавку... Я куплю костюм из английской шерсти... Я вставлю пять золотых зубов...
Балерина схватила один пакет и побежала. Мын озверел. Бросился за ней. Балерина думала, что с ней играют. Она дразнила Мына, и тот скрипел зубами, как оборотень. Мын бросился в рубку, выбежал с автоматом. Я повис на нем. Отнял автомат. Мын визжал, как предводитель стаи обезьян, а Балерина сидела на мачте и скалила зубы. Она не любила Мына. И чтобы насолить ему, разорвала пакет...
Балерина вкусила Белую Смерть.
Она отбросила пакет, и он упал за борт.
Не знаю, сколько кристаллов героина попало ей в ноздри, обезьянке много ли надо. Она впала в кайф. Сползла вниз, прошла на четырех лапах милю нас.
Мы стояли как заколдованные, мы не знали, что предпринять, мы боялись ее... И Балерина шагнула в воду, как китайский поэт Ли Бо.
Я молча пошел в рубку, вытащил на палубу свои пакеты и выкинул Белую Смерть в океан.
— Убью! — закричал Мын. Он опять схватил автомат и нацелился мне в грудь.
— Это мои пакеты, — сказал я.
— Ты мне должен один... Ты мне должен тысячу долларов!
— Это ты должен Толстому Хуану жизнь, — сказал я. — Балерина была его. После смерти Хуана она стала наследницей его вещей. И я отдал ей то, что принадлежит ей.
— Я тебя убью! — бесновался Мын.
Он не убил, потому что еще не научился убивать. Он мирный китаец, а мирные китайцы не умеют убивать. Я подошел, взял у него автомат. И автомат выбросил за борт, и пистолет, который мне подарил покойный Хуан.