— То-то и оно! — довольно блеснул глазенками Фюрст, поглядывая на молча сидевшего Ашира, будто ища у него поддержки. — Над гением непременно должна быть власть, иначе он останется без хлеба и денег,
— Власть должна беречь, лелеять таланты, а гениев тем паче. Думать, как жизнь им продлить, чтобы они служили во славу Германии...
— Лес рубят — щепки летят! Стоит ли ради одного пачкуна, именуемого талантом, приносить в жертву разумно продуманную программу выключения неарийских народов?
— Однако какое дьявольское словечко — «выключение»!
— Наше, нацистское! Выключить, значит, так обработать человека, чтобы он предал забвению свои убеждения, происхождение, даже собственное «я».
— Конечно, война есть война... Не могу понять одного: зачем сжигать леса, палить из орудий по Эрмитажу, бомбить Кремль? Какая надобность в разрушении исторических памятников? В случае нашей победы они будут лишь подчеркивать величие деяний немцев.
— Вы, майор, осуждаете рейхсмаршала Геринга? Приказ наци номер два? Вы не согласны с его утверждением, что у большевиков ни один памятник не представляет исторической ценности?
— Оставьте, Фюрст, вы не на собрании! Меня заботит будущее Германии.
— Хотите сказать, что рейхсмаршала это вовсе не заботит?
— Поберегите, Фюрст, свои выводы для очередного... отчета. — Мадер чуть было не сказал «доноса», но сдержался. — Хлеб и зрелища нужны всем, будь это немцы или англичане. Всех нас одинаково волнуют и Рафаэль, и Венера Милосская. Почему мы, подобно варварам, разрушаем эти ценности? Кому мешали церкви, храмы, костелы Украины, Польши? Не лучше ли, если бы они нам служили? Оглянитесь на великую историю Германии. Нибелунги, блеск и величие тевтонцев, рыцарских орденов... Вот что достойно подражания! Даль веков овеяла наше славное прошлое романтикой. На этом надо учить молодежь, немцев, всех, кто встал под наши знамена.
— А мы что делаем? — удивился Фюрст.
— Мы много говорим, но не всегда понятно, а если и понятно, то слишком прямолинейно. Это отпугивает людей. Как мы идейно вооружаем, к примеру, курсантов «лесной школы»? Кто их обучает? Пусть Ашир ответит на этот вопрос. Он человек умный, новый, глаз и ощущения у него не притупились...
Ашир вскочил с места, оправил китель. Мадер с улыбкой сделал знак рукой, чтобы он сел.
— Нам преподают уроки расово-политической теории. Обучают офицеры, унтер-офицеры. То, что говорил господин майор, для меня внове и очень интересно. Такие рассказы об истории Европы, Германии я готов слушать до утра.
Польщенный Мадер заулыбался и, обращаясь к Фюрсту, сказал: