Мадер, конечно, больше пекся о себе. Бергер доверительно сказал ему, что Гиммлер не прочь подмять под себя «Русский комитет», создать взамен новую организацию, которая объединила бы все антисоветские комитеты — грузинский, украинский, туркестанский, прибалтийские и белоэмигрантские организации. Генерал посоветовал майору написать письмо на имя Гиммлера, выдав идею рейхсфюрера СС за свою, и попутно предложить свои услуги по формированию «Ост-мусульманской дивизии СС». Это улещит Гиммлера, собиравшегося со своими предложениями пойти к Гитлеру, а уж Бергер улучит момент, чтобы замолвить словечко за своего старого приятеля.
Обо всей этой закулисной возне Мадер туркестанцам, разумеется, ничего не сказал. Через неделю после возвращения Таганова из Берлина пришел ответ: Гиммлер дал согласие на формирование дивизии, а самому Мадеру была выражена его личная благодарность «за службу фюреру, рейху и идеям национал-социализма». Вступив в права командира еще не существующей дивизии, Мадер своим первым заместителем назначил Сулейменова, начальником отдела пропаганды — Абдуллаева. Таганов и Кулов стали заместителями начальника этого отдела. Новой эсэсовской дивизии требовались командиры полков, батальонов, рот, взводов, нужны были пропагандисты. И главное — солдаты, пушечное мясо, которых гитлеровцы думали бросить против партизан.
Мадер и его группа, называвшаяся теперь штабом, рьяно взялись за дело. Для вербовки солдат они разъехались в Берлин, Луккенвальде, Варшаву, в белорусские города Лида, Барановичи. Перед отъездом майор созвал совещание, где подготовленный им Сулейменов держал речь.
— Правоверные! — читал он по бумажке. — Я призываю вас всех быть до конца преданными идеям национал-социализма и делу освобождения мусульман от ига большевиков и евреев. Помните, если мы сумеем создать образцовую дивизию, то тем самым завоюем благосклонность командования, самого фюрера. Сформировав дивизию, а потом и армию, получим право взять под свою опеку все национальные комитеты, а также возглавить правительство свободного Туркестана. С нами аллах, с нами фюрер, с нами наш испытанный друг и благодетель барон фон Мадер!
Дарганли невпопад заорал «ура!», на него шикнул Абдуллаев: «Балбес! «Виват» надо кричать, а ты — ура! Ты что, русским служишь?»
Ашир едва удержался от улыбки.
Кулов, обескураженный новыми событиями, спрашивал потом Таганова:
— Что делать будем? Неужели участвовать в формировании дивизии, которую бросят в бой против наших?
— Нам пока не стоит этому препятствовать, — рассуждал Ашир. — Мы поможем заварить кашу, но так, чтобы ее после расхлебывали сами фрицы и предатели... Пусть люди идут в дивизию, а мы должны сделать все, чтобы разложить ее изнутри, чтобы люди повернули оружие против гитлеровцев, перешли на нашу сторону. Нам надо постараться отобрать честных, не запятнавших себя сотрудничеством с фашизмом военнопленных, на которых можно положиться. Тех, кто действительно хочет вернуться домой, готов своей кровью смыть позор плена... А таких много! Нужно только умело и осторожно разоблачать ложь и клевету гитлеровцев. Наше живое слово должно стать сильнее страха. Людям нужна вера в то, что их на Родине не забыли. И мы обязаны вселить им эту веру...