Придурок (Бакуменко) - страница 21

А после он лежал рядом и впервые, может, за всю свою жизнь ощущал — не слышал, а именно ощущал — тишину, которая пришла к нему и остановилась в нем. Потом, может, через несколько лет он вспомнит эту тишину, он захочет услышать ее в себе, в себе ощутить, и будет ждать как будто встречу, и будет ждать как будто счастье…

Когда же он немного изменился и вдруг стал читать, то в книге Ивана Ефремова «Лезвие бритвы» он прочел о красоте, как целесообразности. По Ефремову выходило, что большие глаза красивы, потому что женщина испокон веков была хранительницей очага и, когда мужчина уходил на охоту, она, оставаясь у костра, должна была вглядываться далеко, чтобы заметить опасность и предотвратить беду. Длинные волосы нужны для того, чтобы укрывать ребенка у груди от непогоды, крепкая грудь, чтобы вскармливать потомство, жировая прослойка на животе, чтобы в голодное время можно было прокормить созревающий плод, а широкие бедра, чтобы рожать было проще. Может, это несколько утилитарно и грубо, но я согласен с тем, что красота — это целесообразность. Мне эта мысль Ефремова понравилась сразу, и я принял ее. Это, верно, слишком сильно сказано и не совсем справедливо, но я иной раз думаю, смеясь в то же время над собой, я иной раз думаю, что красота женщин в наше время — искусство рисования. И каждая себе на свой вкус мастерица: на ночь — маска, чтобы не потрескался от времени «холст», а утром — «создание образа» на день.

Ох, как повезло моему дорогому другу, как я ему завидую! В первый раз и сразу нарваться на такую обалденную женщину, а ведь он не понял ничего и стеснялся своей «старой» подруги. Он ее стеснялся, и прогуливались они всегда по темным переулкам, чтобы не наткнуться на кого-либо из знакомых, а в Йошкар-Оле того времени это было сложно: в маленькой нашей столице жило тысяч сто жителей, и, казалось, все друг друга знают. Но Лиза его понимала: она была умницей, она была женщиной умной, и она придумала. Они стали встречаться в ТЮЗе, был такой «народный» театр. Помните, как это было в «Берегись автомобиля», где Смоктуновский играет в народном театре под режиссурой Евстигнеева? Ну, вот такой же театр был и в Йошкар-Оле. «Днем у станка, вечером перед рампой». Только Смоктуновского у нас не случилось, и Ефремова Олега не случилось.

А случилось там следующее. Там была старая гречанка Ариадна Григорьевна Пекаторос, которая в юности стояла на той знаменитой Потемкинской лестнице в Одессе, стояла среди массовки у Эйзенштейна, и у нее в те времена ногти были выкрашены зеленкой медицинской — нравился ей в то время такой экстравагантный маникюр. Она преподавала в ТЮЗе сценречь, а Коля Самсонов сцендвижение, а заодно и режиссером был. Ариадна Григорьевна, ах, Ариадна Григорьевна!.. Ее знали все мальчишки и девчонки нашего города, потому что она работала режиссером Кукольного театра, у которого не было в те времена своей сценической площадки, и театр гастролировал по школам, и все знали эту сгорбленную, в черных одеждах и с сучковатой палкой, женщину, женщину с вислым длинным носом и черным же лицом. Она выглядела ведьмой, которая выходила словно из сказки — выходила перед представлением на авансцену, но вдруг оказывалась не ведьмой, а милой бабушкой, которая умела умело рассказывать нам умные сказки свои.