И это было не единственное превращение, произошедшее за ночь: лес Тровны, непроницаемые заросли которого на протяжении столетий скрывали и защищали Тиргас Лан от непрошеных гостей, изменился, когда первые лучи солнца показались над горизонтом. В лесу уже не властвовали лианы и отмирающие корни; освобожденный от древнего проклятия лес расцвел с новой силой. Густой зеленый покров пропускал солнечные лучи, и они пронизывали все до самой земли; мхи и папоротники, которые вчера грозили задушить все живое, сменились яркими цветами, что раскрылись с первыми лучами солнца, источая сладкий аромат. И даже улицы древней Эльфийской империи, прежде скрытые густыми зарослями, снова показались на свет, не старые и разбитые, а такие, словно их только что создали архитекторы.
Уже не руины выступали из черноты ночи на свет новой эры, а гордый город, бывший когда-то центром и жемчужиной Землемирья, чтобы обрести величие.
И все же оставались следы битвы за Тиргас Лан, которые не могло убрать эльфийское колдовство. Обугленные тела бесчисленного количества орков покрывали центральную улицу, лежали в переулках, и горький запах смерти последний раз пролетел над цитаделью, когда эльфийские воины разожгли огонь, чтобы превратить останки врагов в пепел.
О жестокой сече, всего лишь несколько часов бушевавшей у цитадели и в ней самой, напоминали и разрушения, оставленные Драгнадхом в его бешенстве, в первую очередь огромная дыра с рваными краями в купольном своде. Но битва подошла к концу, и на алебастровом троне, с которого правили Империей повелители от Сигвина до Фаравина, сидел новый король, впервые пребывавший в своей резиденции, в своей новой Империи.
На Корвине была одежда, которую ему дали эльфы: белая туника с богато украшенным краем. Его раны промыли и обработали целебными мазями, и он почти не чувствовал боли. На месте его левого глаза теперь была повязка из кожи. Потеря глаза всегда будет напоминать ему о том, каким образом он пришел к власти и в чем заключаются его обязанности как короля Тиргас Лана.
Церемонии коронации не было; корона сама решила, на чьей голове ей покоиться. А Корвин никак не мог поверить в то, что произошло прошлой ночью, но, будучи человеком дела, он ответил на брошенный ему вызов.
Двор, образовавшийся из лучших и благороднейших воинов эльфийского войска, стоял широким кругом, глядел на Корвина и ждал. То, что он был человеком, а не эльфом, казалось, не очень-то их тревожило: потребность в справедливом и верном предводителе у эльфов пересиливала высокомерие.