". Владыка твой не отказался умереть за него, а ты не обращаешь на него никакого внимания, не хочешь для него воздержаться даже от нечистой трапезы, но попускаешь ему погибнуть после того, как таким образом совершено его спасение, и, что всего тяжелее, из-за пищи. Не сказал: от твоего совершенства, или: от твоего знания, но: от твоей пищи. Итак, здесь четыре вины, и весьма важные, именно: твой брат, немощный, столь любезный Христу, что Он даже умер за него, н притом из-за пищи подвергается погибели. "А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа" (ст.12). Видишь ли, как постепенно и мало-по-малу он доказал, что вина их есть самое тяжкое преступление? И здесь опять упоминает о немощи их (соблазняемых), обращая везде на собственную голову их (соблазняющих) то, что они приводили в свое оправдание. Не сказал: соблазняя, но: уязвляя[5], чтобы таким выразительным словом показать жестокость их. В самом деле, кто может быть жесточе человека, который бьет больного? А соблазн тяжелее всякого удара; он нередко причинял даже смерть. Но почему соблазняющие грешат против Христа? Во-первых, потому, что касающееся рабов Его Он усвояет Себе; во-вторых, подвергающиеся биению составляют тело Его и члены Его; в-третьих, они (биющие), по гордости своей, разрушают дело, которое Он совершил Своей смертью. "И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек" (ст.13). Поступает, как отличный наставник, доказывая собственным примером то, чему учит. Не говорит: будет ли это справедливо, или несправедливо, но как бы то ни было. Я уже не говорю, продолжает он, об идольских жертвах, которые непозволительны и по другой причине; но если соблазняет (брата моего) что-нибудь, зависящее от моей власти и дозволенное, я буду воздерживаться и от этого, не один и не два дня, а во всю мою жизнь. "Не буду есть мяса вовек". Не сказал далее: да не погублю брата, но только: да не соблазню. Подлинно, крайне безумно тех, о которых Христос так печется, что благоволил умереть за них, считать столь презренными, чтобы не воздерживаться для них даже от пищи. Это не только относится к ним (коринфянам), но уместно сказать и к нам, которые пренебрегаем спасением ближних и произносим такие же сатанинские слова. Ведь говорить: какое мне дело, что такой-то соблазняется и такой-то погибает? – это поистине сатанинская жестокость и бесчеловечие. Тогда соблазн происходил по крайней мере от немощи соблазнявшихся, а у нас не так; мы совершаем такие грехи, которые соблазняют даже сильных. Так, когда мы бьем, грабим, лихоимствуем и с людьми свободными поступаем, как с невольниками, то кого это не может соблазнить? Не говори, что такой-то – сапожник, другой – красильщик, третий – медник; но подумай о том, что он – верующий и брат. Мы – ученики рыбарей, мытарей, скинотворцев, ученики Того, Который воспитывался в доме плотника и обрученную Невесту его удостоил избрать Своей Матерью, возлежал в яслях повитый пеленами, не имел где цреклонить главу, ходил пешком до того, что утомлялся на пути, и получал пропитание от других.