— Хэлло, мистер! — вскричал виновник переполоха. — Разве вы не сказали…
— Ничего я не говорил.
— Но я же спрашивал вас, не упал ли кто за борт?
— Спрашивали.
— И вы ответили мне…
— Ничего не ответил.
— Будь я проклят, если вы не сказали не то: «Вот она!», не то: «Это она!» или что-то в этом роде.
Я повернулся к говорившему, который, как я заметил, начинал уже терять доверие пассажиров.
— Мистер, — произнес я ему в тон, — очевидно, вы никогда не слыхали о человеке, который нажил огромное состояние, занимаясь исключительно своими собственными делами.
Моя реплика положила конец переполоху. Она была встречена взрывом хохота, который нанес моему противнику полное поражение, и он, немного покипятившись и покричав, отправился в бар, чтобы утопить обиду в стаканчике спиртного.
Публика постепенно разошлась по каютам и салонам, и я снова остался один на штормовом мостике.
Любили вы когда-нибудь девушку простого звания? Прелестную юную девушку, которой предназначен самый скромный удел, но чья блистательная красота уничтожает всякую мысль о социальном неравенстве? Пословица «Перед любовью все равны» стара, как мир. Любовь смиряет гордые сердца, учит высокомерных снисхождению, но главное ее свойство — все возвышать и облагораживать. Она не превратит принца в простолюдина, но зато превратит простолюдина в принца.
Взгляните на вашу богиню, когда она хлопочет по дому. Вот она возвращается от колодца с кувшином воды. Босая, идет она по хорошо знакомой тропинке, и эти нежные ножки в их целомудренной наготе не могли бы быть прекраснее даже в самых изящных атласных или шелковых туфельках. И разве не тускнеют перед блеском ее черных растрепавшихся кудрей золотые шпильки и драгоценные диадемы, венки из цветов и жемчужные нити, украшающие затейливые прически светских дам, гордо восседающих в ложах бельэтажа? Она несет свой глиняный кувшин с такой грацией, будто ее голову венчает золотая корона, и каждый ее жест, каждое движение достойны резца ваятеля или кисти художника. Ее простое холщовое платьице в ваших глазах милее самого роскошного туалета из лионского бархата. Но что вам ее наряд! Вас привлекает не оправа, а жемчужина, заключенная в ней.
И вот девушка исчезает в хижине, в своем убогом жилище. Убогом? В ваших глазах оно уже отнюдь не убого. Эта маленькая кухонька с табуретами и столом из некрашеного дерева, с сосновой полкой, где в порядке выстроились кружки, чашки и расписные тарелки, с выбеленными стенами, увешанными дешевыми литографиями — на одной изображен солдат в красном мундире, на другой матрос в синей рубашке, — эта хижина, крошечный храм, посвященный пенатам бедняка, вдруг озаряется светом, придающим ей такой блеск и великолепие, перед которыми меркнут раззолоченные гостиные богачей. Маленький, увитый зеленью домик с низкой кровлей превратился во дворец. Свет любви преобразил его! Это рай, и рай запретный. Да, при всем вашем богатстве и власти вы с вашей изысканной внешностью, громкими титулами, безукоризненным костюмом и лаковыми сапожками не посмеете переступить его порога.