— Идемте, д'Отвиль! Идемте отсюда! — шепнул я, наклоняясь к нему и беря его за руку.
— Во сколько вы оцените это? — спросил он банкомета, не обращая на меня внимания.
И с этими словами он снял через голову золотую цепочку с часами.
Этого я и боялся, когда предлагал ему уйти. Я повторил свою просьбу, я молил его, но он не желал ничего слушать и торопил Чорли с ответом.
Чорли, видно, не любил тратить слов на ветер.
— Сто долларов за часы, — отрезал он, — и пятьдесят за цепочку.
— Великолепно! — воскликнул кто-то из игроков.
— Они же стоят вдвое больше, — пробормотал другой.
В огрубевших сердцах собравшихся здесь людей все же сохранились человеческие чувства. Тот, кто проигрывает, не вешая головы, неизменно вызывает общее сочувствие, и возгласы, сопровождавшие каждый проигрыш юного креола, свидетельствовали о том, что все симпатии на его стороне.
— Правильно, часы и цепочка стоят значительно больше, — вмешался высокий человек с черными бакенбардами, сидевший в конце стола.
Внушительный и твердый тон, каким были сказаны эти слова, возымел свое действие.
— Разрешите, я еще раз взгляну, — сказал Чорли, перегибаясь через стол к д'Отвилю, который сидел с часами в руке.
Д'Отвиль снова вручил часы шулеру, а тот, открыв крышку, внимательно осмотрел механизм. Это были изящные часы с цепочкой, какие обычно носят дамы. И стоили они, разумеется, много больше той суммы, что предложил за них Чорли, хотя торговец свининой придерживался на этот счет иного мнения
— Сто пятьдесят долларов — немалые деньги, — протянул он. — Шутка сказать — сто пятьдесят долларов! Я, правда, мало что смыслю в таких финтифлюшках, но мне сдается, полтораста долларов — красная цена за часы с цепкой.
— Вздор! — закричали несколько человек. — Одни часы стоят никак не меньше двухсот. Взгляните на камни!
Чорли положил конец пререканиям.
— Вот что! — сказал он. — Не думаю, чтобы часы стоили больше того, что я за них назначил, сударь, но поскольку вы хотите отыграться, пусть будет двести за часы и цепочку. Это вас устраивает?
— Мечите! — кратко ответил пылкий креол; он выхватил часы из рук Чорли и поставил их на одну из карт.
Дешево обошлись часы Чорли.
Он открыл с полдюжины карт, и часы перешли к нему.
— А во сколько вы оцените это?
Д'Отвиль снял с пальца перстень и протянул его Чорли, который так и впился глазами в брильянт.
Я снова попробовал вмешаться, но д'Отвиль опять не стал меня слушать. Нечего было и пытаться обуздать пламенного креола.
Перстень был алмазный, вернее — в филигранную золотую оправу было вделано несколько брильянтов. Так же как часы, кольцо походило на те, что носят дамы, и я расслышал, как перешептывались остряки: «У молодого повесы, видать, богатая зазноба!», «Спустит этот — другой подарят», и так далее и тому подобное.