Но вот толпа зашевелилась, задвигалась. Сторожевые с факелами ближе спустились к воде. Миновали уже Камень Одина, который в Рарожье всегда первым встре чает любых посетителей и, в зависимости от цели их миссии, холодеет и сжимается или добреет и расширяется. Рюрику в этот раз показалось, что "Один" раздул "щеки" и улыбается. Рюрик глубоко вздохнул и просветлел лицом. Ладьи изгнанников стали причаливать к берегу. Первой пристала ладья Геторикса, который, едва встав на землю рарогов, бросился в объятия старого Верцина и разрыдался на его груди.
Встречающие смущенно опустили головы. То там, то здесь слышались горестные вздохи.
- Мужайся, Геторикс! Мужайся! - только и смог проговорить вождь, сам едва сдерживая слезы обиды за позор былого предводителя рарогов.
- Я должен был убить себя! - удрученно воскликнул Геторикс, которому было под пятьдесят, и он уже не способен был горячиться, как в годы юности.
Вождь участливо смотрел на него: он знал, что расставаться с жизнью трудно.
- Рюрик! - позвал Верцин. - Верни этому славному военачальнику веру в жизнь! - решительно объявил он свою волю.
На лицах друидов, тесно сгрудившихся возле вождя, застыло недоумение: "Почему Рюрик должен вселять веру в Геторикса, а не они, жрецы, почитаемые богами?"
Рюрик медлил: не передумает ли Верцин?
Друиды, уловив возникшую неловкость, уже торжествовали: Верцин стар думы его неспешны, и он наверняка переменит, он должен переменить свое решение. Но ждали они напрасно. Верцин устремил твердый взгляд своих ясных серых глаз на князя и повторил:
- Рюрик! Я жду!
Друиды вздрогнули и расступились. Рюрик подошел к Геториксу, который, опустившись на колени, ожидал своей участи:
- Я приветствую тебя, о легендарный, могучий воин Геторикс, взволнованно заговорил Рюрик и ритуально завершил эту решающую первую фразу: - ...на древней земле твоих отцов!
Геторикс, потрясенный, медленно поднял голову и удивленно стал разглядывать внука знаменитого Сакровира, едва вслушиваясь в смысл произносимых им слов. Геторикса поразил голос князя. Это был голое предводителя и человека, познавшего уже немало горя. Голос был страстным и звенящим, но в нем слышались участие и печаль и вместе с тем... призыв! Призыв к чему? Неужели он, опозоренный ильменцами военачальник, еще нужен здесь, у себя на родине?
А Рюрик между тем продолжал все так же горячо и убежденно:
- Ты долго и честно служил ильменским словенам, но их вожди и князья не сумели достойно оценить твое воинское искусство и благородство... - Геторикс понуро опустил голову, а Рюрик уже жестко продолжал: - Для них ты стал лишним.