– О, моя принцесса, вы выглядите просто изумительно! Клянусь, к вашим ногам свалятся не только все русские, которым достанет счастья вас увидеть, но и все медведи в их лесах!
– Ой, Мадлен! Вы выглядите очень довольной. Уже успели еще кого-нибудь соблазнить? – рассмеялась принцесса.
– О нет! – Графиня лукаво покачала головой. – Пока – нет! Но я уже наметила объект для атаки. Видели того дюжего русского, что стоял за спиной вашего жениха?.. Ну такой высокий, белокурый красавец. Представьте себе, это ближайший родственник царя и его самый знаменитый генерал. Князь… э-э-э, Skopin-Shyiski… Его зовут Михаил… как одного из архангелов. Это очень, очень интригующе… – И графиня шаловливо рассмеялась.
Принцесса погрозила ей пальчиком:
– Когда-нибудь Бог вас накажет, Мадлен. И будет прав. Нельзя быть такой… непостоянной.
Но в ее голосе невольно промелькнуло нечто вроде зависти. Нет, сама принцесса еще никогда, нигде и ни с кем… да и пока, если честно, не слишком-то и хотела… ну почти… Но ведь это было еще до того, как она была помолвлена, а тот юный виконт был таким, такой… Нет, все, прочь, прочь эти воспоминания! Она добрая католичка и приехала к своему жениху. Тем более что на самом деле ничего и не было. Только девичьи мечты…
– А зачем еще жить? – легкомысленно взмахнула рукой графиня. – Лишь любовь делает жизнь волнующей и привлекательной!
В этот момент камеристка закончила наконец подшивать подол. За время дороги принцесса слегка вытянулась, поэтому платье и пришлось подгонять по фигуре. А в комнату принялись одна за другой входить ее фрейлины. И русские, и француженки. Это означало, что все уже одеты, причесаны и можно отправляться на пир.
Le vozok действительно оказался ужасным. Из-за пышного платья Генриетта Мария с трудом пролезла в дверцу, а внутри оказалось так узко и тесно, что более никто не поместился. А она рассчитывала проехаться до царских les palat вместе с графиней, чтобы обсудить с ней кое-какие уловки и женские хитрости. И еще, несмотря на меха, сначала оказалось жутко холодно. Но затем выскочившая вслед за ней на улицу старушка укутала ей ноги лежащей на полу меховой полостью и накинула поверх тех мехов, что Генриетта Мария взяла с собой, еще целую гору меха, и принцесса, к своему удивлению, согрелась. И всю дорогу с любопытством глазела по сторонам сквозь маленькие окошки из пластинок слюды, вставленных в свинцовый набор. Странно, в Париже слюда черная, и ею кроют крыши, а здесь – прозрачная, и ее вставляют в окна…
Пир оказался довольно скучным. Ну не то чтобы совсем, все-таки там выступали русские уличные артисты les skomorohi с дрессированным медведем. Но не было никаких танцев. И, как ей удалось выяснить у мсье Trifon, не будет. Все будут только есть и пить. Причем, к удивлению Генриетты Марии, и сам царь, и все его придворные очень ловко владели вилкой и ножом. А фра Диего рассказывал ей, что русские вилки и ножа не знают, едят руками и лишь для жидкой пищи пользуются деревянными ложками… А вот пахло от них действительно довольно странно – не ароматными маслами, а… мытым телом. Неужто они действительно, как рассказывал фра Диего, в темноте своей множат болезни и хворости и часто моют тело? Вот и еще одно направление улучшения нравов этой пока еще погрязшей в дикости страны – внушить им пагубность частого мытья. Генриетта Мария тихонько вздохнула. Русская природа нанесла ей страшный удар. Из-за этих ужасных морозов в ее платьях напрочь передохли все вши, поэтому она была вынуждена оставить в своих les palat все свои изящные вошницы