— Давайте выйдем отсюда. Наверное, он пришел, чтобы запереть здание.
Кнолль вернулся в тень. Данцер и какой-то мужчина вышли из церкви Святого Герарда через бронзовые двери с барельефом и встали у главного входа меньше чем в двадцати метрах. Мощеная улица перед ними была темна и пустынна.
— Ответ будет завтра, — сказала Данцер. — Встретимся здесь.
— Думаю, это невозможно. — Мужчина показал на табличку, прикрепленную к камню рядом с главным входом: — По вторникам службы проводятся здесь в девять.
Данцер взглянула на объявление:
— Совершенно верно, герр Грумер.
Человек показал рукой на соседний храм — аббатство сверкало золотым и белым в свете прожекторов на фоне ясной ночи.
— Та церковь открыта до полуночи. Очень мало кто приходит туда так поздно. Как насчет десяти тридцати?
— Прекрасно.
— И предоплата пришлась бы кстати, чтобы продемонстрировать лояльность вашего работодателя. Скажем, миллион евро?
Кнолль не знал этого человека, но этот идиот поступал очень глупо, пытаясь давить на Данцер. Он очень уважал ее способности, и этому Грумеру тоже следовало бы. Это был, очевидно, любитель, которого она использовала, чтобы узнать, чем занимается Маккой.
Или было что-то большее?
Миллион евро? Всего лишь предоплата?
Человек, называвшийся Грумером, спустился по каменным ступенькам на улицу и повернул на восток. Данцер последовала на запад. Он знал, где она остановилась, именно так он нашел церковь, следуя за ней от «Геблера». Конечно, ее присутствие все усложняло, но сейчас кто действительно интересовал его, так это Грумер.
Он подождал, пока Данцер исчезла за углом, затем направился вслед за ним. Он немного отстал. За этим человеком легко было дойти до «Гарни» незамеченным.
Теперь он кое-что знал.
И, что было приятно, он знал, где Сюзанна Данцер будет в десять тридцать завтра вечером.
Рейчел выключила свет в ванной и направилась к кровати. Пол сидел, опираясь на подушку, читая «Интернэшнл гералд трибьюн», которую он купил в той же сувенирной лавке, где они нашли немецко-английский словарь.
Рейчел размышляла, глядя на бывшего мужа. В качестве судьи она развод за разводом наблюдала за людьми, которые радовались, смешивая друг друга с грязью… Каждая мельчайшая деталь их жизни, незначительная год назад, внезапно становилась жизненно необходимой для самоутверждения их душевной жестокости или компенсации застарелой обиды. Они использовали любую интимную подробность для доказательства, что брак был безвозвратно разрушен, как того требовал закон. Действительно ли они получали от этого удовольствие? Как это могло быть? К счастью, с ними этого не произошло. Она и Пол разобрались в своих разногласиях в мрачный полдень в четверг, спокойно сидя за обеденным столом. За тем же, за которым в прошлый вторник Пол рассказал ей о ее отце и Янтарной комнате. Она была груба с ним на прошлой неделе. Не было необходимости говорить ему, что он бесхребетный. Почему она так себя вела? Это было так не похоже на ее манеру держаться в суде, когда она тщательно взвешивала каждое свое слово и действие.