— За нашу встречу, Анна! — он поднес бокал к губам и тут же отстранил его. — Прошу прощения, я забыл представиться. Карл Бергер к вашим услугам. Просто Карл, Анна, — он привстал, сделал небольшой глоток и опустился в кресло.
Анна учтиво кивнула и тоже немного отпила чуть терпкого сладковатого вина. Потом оглядела стены, глаза ее снова остановились на жестоком, да, именно жестоком взгляде мраморной головы
— Простите, Карл, мое любопытство, — она привстала. — Мне хочется прочитать, что там написано, — и показала пальцем на скульптуру.
— Ну, Анна, знаете ли?.. — Бергер откинулся в кресле и весело расхохотался. — Чем больше вас вижу, тем больше восхищаюсь, честное слово! Вы, оказывается, понимаете толк в искусстве. Из всей экспозиции сразу отметили самое главное. Самое прекрасное и ценное! А ведь тут, — он взял в руку трость и показал ею, как указкой, — тут есть очень неплохие художники. У них громкие имена, их работы высоко ценятся в цивилизованном обществе. А кстати, автор той головы, на которую вы обратили внимание, — совершенно неизвестный художник. Но… впрочем, подойдите и взгляните сами.
Анна, ничуть не стесняясь своего замусоленного платья, подошла к скульптуре На темно-красном мраморном кубе было выбито золотыми латинскими буквами: “Римлянин. Одна тысяча до Христа”. Значит, этой голове почти три тысячи лет? Вот это возраст!
Она склонила голову набок, рассматривая римлянина, и чувствовала, что Бергер, точно так же, как она — мрамор, разглядывает ее стройные ноги.
Ощущение жестокости, которое поразило ее раньше, теперь, при ближайшем рассмотрении, усилилось. Слегка намеченные резцом скульптора или, возможно, наоборот, стертые временем волосы римлянина плотно облегали его массивный череп. Глаза были не мертвые, нет, они были пустыми, ледяными, они, казалось, пронизывали насквозь, но ничего не выражали, никакого чувства. Страшная, бездушная целеустремленность… Брезгливо поджатые губы, сухие, впалые щеки, крутая линия подбородка… Чем-то отдаленно и в то же время очень близко этот римлянин напоминал… Бергера. Анна даже поежилась от своего открытия.
— Карл, а ведь он похож на вас, замечали?
— Да-а? — после паузы протянул он. Достал из коробки новую папиросу, постучал мундштуком по столу, неторопливо зажег спичку, прикурил и выдохнул дым, откинув голову. — Вы так считаете, Анна?
— Может быть, не столько внешне… Но что-то в нем — ваше.
— Идеал всех величайших художников, Анна, — титан, равный мощью богам. Мне, конечно, льстит такое сравнение, не скрою, но сейчас речь не обо мне, а о скульптуре. В ней — дух гения, и вы сразу почувствовали его, а ведь проникнуться им дано не каждому. Представьте себе, Анна, сколько народов и эпох прошло перед его глазами за три тысячелетия! Он мог быть разбит, уничтожен, превращен в щебень для мостовой или просто навечно забыт, похороненный в земле. Ему повезло, и вот он здесь со мной. Вы заметили, Анна, что у моего римлянина нордический тип лица? И он, или подобный ему, вполне мог быть моим предком. Не удивительно ли это?