— Всё? — спросил он терпеливо, и лицо его выражало печаль по поводу моей глупости. — Ты все сказала? Теперь я. В твоих слезных криках — гнев по поводу бессилия милиции или паче того — подумать страшно — коррумпированности нашей, постоянной зависимости от барабановско-чагинской мафии. Так?
— Ну, вроде этого…
— А это не так! Возможности у этих подонков действительно большие. Но все силы они приложили как раз для того, чтобы дело замять. Не нужен им скандал! А Ларионов вопил как оглашенный, что они-де оскорбили его человеческое достоинство. Да одной тонкости не учел: закон — я повторяю, закон! — на стороне Шкурдюка и Чагина.
— Как это может быть?!
— Очень даже просто! То, что он их избил и раскрошил витрину, — безусловный факт. А свидетельствам о причине драки мы не располагаем, кроме показаний трех потерпевших и неубедительных возражений их обидчика…
— Значит, закон применен неправильно, — не согласилась я. — Вот ты мне скажи, Саш, какое у тебя личное отношение к этой истории? Ну, не должностное, а человеческое?
Жигунов снова рубанул ладонь в ладонь:
— Предполагается, что у меня такого раздвоения быть не может. Но тебе по старой дружбе скажу. Как профессионал я с самого начала видел, что дело это для Ларионова безнадежное…
— А как человек?
— Как человек-профессионал я хотел прекратить это дело дозволенными законом способами. Оштрафовали всех — и большой привет!
— Но ведь это было бы несправедливо!
— Опять двадцать пять! Вот и Ларионов, сидя передо мной на твоем стуле, вопил, что жизнь свою положит, коли понадобится, но докажет этим прохвостам: плевать людям в лицо нельзя!
— А ты с этим не согласен?
— Я? Согласен. И начальник отделения согласен. Поэтому он посмотрел, послушал и передал дело в прокуратуру.
— Почему?
— Потому что ущучивать Ларионова он не хотел, но и вязаться с этой гопой никак в его планы не входит… Прокуратура — орган надзирающий, там пускай по справедливости и расследуют все…
— Ясно, Саша, — кивнула я, помолчала, подумала, потом спросила: — А ты сам не можешь разобраться, с этим делом?
Жигунов покачал головой;
— Нет, Ирэн, ты меня об этом не проси. У нас частных детективов нет. А у меня и так кафтан прожженный — два неснятых выговора за своеволие на мне болтаются…
Сочувственно посмотрел на меня и подчеркнуто неофициальным тоном предложил:
— Хочешь — разбирайся сама. Что смогу, подскажу. Как говорится, ищите, женщина…
* * *
Лифт не работал. Горела красная лампочка светового табло, а вызывная кнопка не залипала. Металлически грохотали где-то высоко надо мной в гулком пенале шахты. Бедный Старик! Нигде так часто не ломается лифт, как в его подъезде.