И Балашов решил проверить свою версию в работе — все равно других вариантов не оставалось. Исходил он из простых соображений: старик одет скорее бедно, чем скромно, а деньги у него есть, и, надо полагать, немалые. У таких старичков-одуванчиков конспирация по линии одежды идет скорее от чувств, чем от разума. Вероятнее всего, старик просто жаден, и, если версия Балашова окажется правильной, Коркин клюнет на его приманку, как щука на живца, с заглотом. Ни за что не удержится, чтоб не сорвать хороший куш.
Смущаясь, отворачиваясь в сторону, Балашов сказал ему при очередной встрече:
— Порфирий Викентьевич, у меня к вам дело конфиденциального характера.
— Что такое?
— Я вот получил от вас в оплату товара довольно значительную сумму.
— Разве она не соответствует договоренности?
— Нет, что вы, что вы, — замахал руками Балашов. — Конечно, соответствует. Я не об этом.
— Так в чем же дело? — теряя терпение, спросил Коркин.
— Не помогли бы вы мне обратить их в более твердый капитал? — выпалил, испуганно оглядываясь, Балашов.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, зелененьких бы купить, или фунтов, что ли…
— Вы имеете в виду доллары, полагаю? — холодно спросил Коркин.
В груди Балашова замерло.
— Если это только возможно…
— Не знаю, не знаю, — неопределенно забормотал Коркин. — Надо спросить у знакомых. А на какую сумму вы хотели бы приобрести?..
Сердце Балашова сделало толчок, другой и забило барабанную дробь.
— Собственно, если это возможно, то на всю сумму…
— Но вы знаете, что они идут по пятикратному курсу?
— Дороговато, конечно, — притворно вздохнул Балашов, — но уж если нельзя дешевле…
— Вы мне, любезный друг, одолжений не делайте. Я же к вам ни с какими просьбами не обращался. А если дорого, то как знаете — дело хозяйское, — сухо отчеканил Коркин.
— Порфирий Викентьевич, я же к вам не только претензий не имею, но и испытываю чувство благодарности, — сказал заискивающе Балашов. — А что касается моего замечания, так это безотносительно к личностям действительно дорого. Нельзя ли по четвертному курсу?
Балашову было наплевать, по какому курсу покупать, хоть по десятикратному — потом он свое возьмет. Но он правильно играл свою партию. Слишком поспешная сговорчивость и такая уж показная хрестоматийная глупость могли вызвать у этого старого змея подозрения. Его надо было «оттянуть на себя», в привычное для Коркина русло горлохватских сделок. И зубы старого проныры уже клацнули, захватывая подброшенного Балашовым отравленного живца.
— По четвертному нельзя, — отрезал он. Затем, вроде бы смягчаясь, сказал: — Может быть, мне удастся договориться с людьми по четыре с половиной. Но это, что называется, из чувства личной симпатии к вам. Я вам позвоню послезавтра, сообщу о результатах… — взял обратно только что врученную Балашову пачку денег и ушел.