Тихонов потер ладонями лицо, встал, походил по кабинету, подошел к окну, сел на подоконник. Из-под стекла поддувала холодная, тонкая, как лезвие, струйка. Снег, снег. Скорее бы весна, что ли! Тихонов повернул к струе воздуха разгоряченное лицо, закрыл глаза. «Условимся, что преступник попал в круг моего поиска. Проскочить мимо него я мог по двум причинам: абсолютная маскировка, или меня подвела проклятая заданность восприятия, аксиомы несчастные. Надо научиться в работе ничего не воспринимать заранее как неоспоримый, безусловный факт. У всякого факта может быть тьма интересных нюансов. А ведь кто-то же говорил с Таней вечером в понедельник. Во Владыкино ее, совершенно ясно, заманили. Но кто? Каким способом? И, самое главное, — зачем? Нет, стой, стой, снова сбился с мысли.
Начнем сначала. Приехала она из командировки в субботу. Отсюда снова поедем вперед. И каждый факт надо взять на ощупь. Надо выяснить все насчет командировки. Отправлюсь-ка я опять в редакцию».
Беляков встретил Стаса теплее, говорил с ним вроде сочувственно. «Хороший видок у меня, наверное», — подумал Тихонов. На Танином столе было уже пусто, аккуратно вытерта пыль и только под стеклом еще лежала фотография счастливо смеющегося космонавта с надписью «Доброму и умному товарищу, прекрасному человеку…» Беляков перехватил взгляд Стаса, извиняющимся тоном сказал, тяжело вздохнув:
— Ничего не попишешь, жизнь продолжается…
— Да, жизнь продолжается, — кивнул Тихонов. — Но в какой-то миг она остановилась. Нам надо вернуться к нему. Вы сказали мне, что Таня вышла на работу в субботу, двенадцатого, а командировка у нее была по десятое. Откуда это расхождение?
— Разве? — удивился Беляков. — Я, честно говоря, не помню уже. Может быть, мы с ней договорились раньше. Не помню.
— Постарайтесь вспомнить, это важно.
— Вообще-то у нее были отгулы за дежурства, может, она их использовала? Не могу вспомнить, говорила ли она мне…
— Напрягите память, свяжите с какими-то событиями! У вас же должна быть творческая ассоциативная память. Помните, как у Чапека: «О, шея лебедя, о, эта грудь…»
— Не помню, — развел руками Беляков.
— Ладно, — сказал Тихонов. — Мы с вами в прошлый раз смотрели блокнот Аксеновой. Он у вас сохранился?
— Да, я оставил его себе на память.
— Одолжите его мне на несколько дней, — попросил Стас, — я его верну потом.
С видимым сожалением Беляков достал из стола блокнот:
— Только, пожалуйста, верните, не забудьте.
— Хорошо, — сказал Тихонов, листая блокнот.
Все то же самое. И в конце эти непонятные фразы. И фамилия — «А. Ф. Хижняк».