— Все-таки обидно, что мы возвращаемся, в сущности, ни с чем, — заметил Хэм, переводя корабль на новый курс.
— Ты ошибаешься, — возразила Пат, подняв голову от своих записей. — Мы узнали очень многое и, самое главное, сможем указать направление дальнейших поисков. И, конечно, надо доработать скафандры, чтобы обезопасить людей от воздействия спор.
Она снова склонилась над блокнотом, но потом решительно отодвинула его в сторону и стала смотреть в иллюминатор, словно зачарованная мощными волнами черноты, постепенно откатывавшейся назад.
— Я не знаю, чьим целям служит обнаруженный нами невероятный интеллект, — задумчиво проговорила она. — Может быть, нам просто примерещилась некая злая воля оттого, что мы с тобой надышались отравой. Но тем не менее, философы в причудливом обличье грибов существуют на самом деле, и очень жаль, что век их сочтен.
Хэм кинул взгляд на жену и недовольно проворчал:
— Такая унылая патетика наверняка вызвана не выветрившимся из твоей головы дурманом, дорогая. Эти морщинистые мыслители проживут еще многие столетия, так что незачем заранее оплакивать их. Надо думать о жизни, жаждать ее, наслаждаться ею, а не ждать смерти — пусть и с философским спокойствием.
— Оказывается, и ты не чужд патетики, — улыбнулась Пат. Потом помолчала и как-то нерешительно спросила: — А как ты догадался, что нам конец? Как смог сбросить наваждение?
— Ну, за это надо благодарить наших невольных убийц Оскаров! — засмеялся Хэм. — Твой последний собеседник говорил тогда, помнится, о предназначении, о том, что грибы — это пища для триопсов. Вот я тогда и вспомнил, что уже давно хочу есть, а потенциальные покойники — как нетрудно догадаться — не испытывают мук голода. Перед таким раздражителем спасовал даже дурман!