Эдмунду стало лучше. Хотя он еще оставался в опасности, похоже, он шел на поправку. Уильям настойчиво выспрашивал его, почему он считает, что похитители не случайно напали на них.
— Почему полдюжины хорошо вооруженных мужчин на отличных конях оказались на тихой дороге в аббатство как раз в то время? — спросил Эдмунд.
Этим людям следовало бы быть у Вустера, валлийцы они или англичане — все равно.
— Говорю тебе, Уильям, они знали ее имя.
— Но я опросил в замке каждого мужчину, каждую женщину и даже ребенка, — уныло говорил Уильям, расхаживая по комнате, отведенной для раненого. — Если в замке нашелся предатель, передавший, когда вы повезете ее в аббатство, кто-нибудь мог слышать или видеть что-то.
После долгого молчания Эдмунд тихо сказал:
— Она ведь уже убегала от тебя и раньше.
Уильям перестал ходить. «Она убегала от тебя и раньше». Слова эти были как нож в живот.
Он медленно повернул лицо к Эдмунду, сжимая и разжимая кулаки.
— Ты считаешь, что Кэтрин все устроила сама?
— Именно так я и считаю, — сказал Эдмунд.
Уильям вспомнил, что она сказала ему в ту ночь, до его отъезда в Вустер: «Сейчас, Уильям, меня нужно спасать от вас, потому что вы разбиваете мне сердце. Вы принесли мне такое несчастье, которого никогда бы не смог принести Рейберн».
— Она бы не оставила Джейми, — сказал Уильям.
— Она намеревалась взять мальчика, но я не позволил ей этого.
— Ты был против нее с самого начала! — крикнул Уильям. — Говорю тебе, она не могла этого сделать.
— Ты не разрешил ей покидать замок без тебя, — настаивал Эдмунд, — так что она скрылась под предлогом похищения.
Если бы Эдмунд не был в бинтах с головы до ног, Уильям схватил бы его и шмякнул о стену.
— Есть другое объяснение, — прохрипел он сквозь стиснутые зубы. — Должно быть. Она обещала, что больше не убежит. Она дала слово.
— Она годами предавала своего мужа, — сказал Эдмунд. — А сколько времени ты знаешь ее, три месяца?
Меньше. Но он знал ее. Он любил ее. И она любила его. В самом деле любила?
Он взглянул на запекшуюся кровь на бинтах, которыми была обмотана голова Эдмунда, на кровоточащую рану у него на шее.
— Если ты так плохо думаешь о ней, почему ты почти дал себя убить, пытаясь ее защитить?
— Из верности тебе, разумеется, — с трудом выговорил Эдмунд. — Ты поручил мне ее защищать, и я имею представление, что она для тебя значит.
Эдмунд не имел представления, что она значит для него.
— Я заплачу за нее любой выкуп, который они попросят, — сказал Уильям скорее себе, чем Эдмунду. — Нет ничего, что я не сделал бы, чтобы вернуть ее. Ничего.