На закате солнца, отплывая из Казани, я заметил, что у этого человека, неуклюжего, как медведь, лицо волосатое, безглазое. Становясь к рулю, он вылил в деревянный ковш бутылку водки, выпил ее в два приема, как воду, и закусил яблоком. А когда буксир дернул баржу, человек, вцепившись в рычаг руля, взглянул на красный круг солнца и, тряхнув башкой, сказал строго:
- Благослови Осподь!
Пароход ведет из Нижнего, с ярмарки, в Астрахань четыре баржи, груженые штучным железом, бочками сахара и какими-то тяжелыми ящиками, - все это для Персии. Баринов постучал по ящикам ногою, понюхал, подумал и сказал:
- Не иначе - ружья, с Ижевского завода...
Но рулевой ткнул его кулаком в живот и спросил:
- Тебе какое дело?
- В мыслях моих...
- А - в морду, - хочешь?
За проезд на пассажирском пароходе нам нечем платить, мы взяты на баржу "из милости", и хотя мы "держим вахту", как матросы, - все на баржи смотрят на нас, точно на нищих.
- А ты говоришь - народ, - упрекает меня Баринов. - Тут просто: кто на ком сел верхом...
Тьма так плотна, что барж не видно, видишь только освещенные огнями фонарей острея мачт на фоне дымных туч. Тучи пахнут нефтью.
Меня раздражает угрюмое молчание рулевого. Я назначен боцманом "вахтить" на руле в помощь этому зверю. Следя за движением огней на поворотах, он тихо говорит мне:
- Эй, берись.
Вскакиваю на ноги и ворочаю рычаг руля.
- Ладно... - ворчит он.
Я снова сажусь на палубу. Разговориться с этим человеком не удается, он отвечает вопросами:
- А тебе что за дело?
О чем он думает? Когда проходили место, где желтые воды Камы вливаются в стальную полосу Волги, он, посмотрев на север, проворчал:
- Сволочь.
- Кто?
Не ответил.
Где-то далеко, в пропастях тьмы, воют и лают собаки. Это напоминает о каких-то остатках жизни, еще нераздавленных тьмою. Это кажется недосягаемо-далеким и ненужным.
- Собаки тут плохие, - неожиданно говорит человек у руля.
- Где - тут?
- Везде. У нас собака - настоящий зверь...
- Ты - откуда?
- Вологодский.
И, точно картофель из прорванного мешка, покатились серые, тяжелые слова:
- Это - кто с тобой - дядя? Дурак он, по-моему. А у меня дядя умный. Лихой. Богач. В Симбирском пристань держит. Трактир на берегу.
Выговорив все это медленно и как бы с трудом, человек уставился невидимыми глазами на мачтовый фонарь парохода, следя, как он ползет в сетях тьмы золо тым пауком.
- Берись, ну... Грамотный? Не знаешь - кто законы пишет.
Не дождавшись ответа, он продолжал:
- Разно говорят: одни - царь, другие - митрополит. Сенат. Кабы я наверно знал кто, сходил бы к нему. Сказал бы: ты пиши законы так, чтобы я замахнуться не мог, а не то, что ударить. Закон должен быть железный. Как ключ. Заперли мне сердце и шабаш! Тогда я - отвечаю! А так - не отвечаю! Нет.