– Я сделаю, как ты говоришь, и буду ждать вестей от тебя, – сказал дворецкий. На миг его старческие глаза ожили и вспыхнули. – Кто знает? Быть может, ты действительно сумеешь одолеть живущее здесь зло. Но все же берегись! Катабах наводнял этот дом недобрыми духами на протяжении долгих лет – их не победить за три ночи.
И старик поспешно ушел, нарочно громко стуча башмаками.
Илькавар бросился в мягкое кресло. Как удобно! Он вытянул ноги, и обитая бархатом скамеечка как будто сама прыгнула под его ступни. Как здесь все продумано! Еще бы, у дядюшки было много времени для обустройства дома…
Он протянул руку и безошибочно снял с маленького столика кувшин. Вино еще оставалось там. Доброе аквилонское вино, лучшее в Хайбории.
Илькавар сделал глоток, другой. Бесшабашное веселье овладело им. Скоро, скоро здесь все изменится! Зазвучат громкие голоса, хорошенькие служаночки будут бегать по комнатам, очень занятые и деловитые, и вот уже Илькавар оглянуться не успеет, как старший сын явится к нему в гостиную и потребует подарить ему лук и стрелы…
Он закрыл глаза, предавшись сладким мечтам. Неожиданно Илькавару показалось, что в комнате кто-то есть. Кто-то вошел совершенно беззвучно и теперь таращится на нового хозяина поместья, стоя в дверном проеме. Ощущение было таким сильным, что Илькавар весь покрылся мурашками.
«Что за дьявольщина здесь творится? – подумал он, сразу же вспомнив предостережения дворецкого. – Нет, не может быть! Здесь все в порядке. Я у себя дома. Рабов здесь нет, вольнонаемные слуги ушли, ушел и дворецкий. Я здесь один. Катабах мертв… и никогда больше не крикнет своим клевретам, чтобы гнали подальше от ворот нищего пройдоху, который осмелился назваться его племянником!»
Но чувство чужого присутствия не исчезало. Илькавар понял, что ему страшно. Он открыл глаза и заставил себя встать и подойти к дверям.
– Сейчас я увижу, что там никого нет, и успокоюсь, – сказал он себе. – А после этого выпью еще немного доброго вина, прихвачу пару кувшинов и пойду в «Зеленого медведя». Посижу там с друзьями, пока не настанет пора спускаться в склеп и караулить покойного дядюшку.
Он сделал несколько шагов, отдернул шторы, закрывавшие проем… и с невольным криком шарахнулся в сторону.
В дверях стоял самый безобразный нищий, какого только можно было себе представить. Непонятно было, какого возраста этот человек. Лишения отпечатались на всем его облике, как след от королевской печати на мягком воске. Лицо его, серое, обветренное, было покрыто шрамами и морщинами. Сама ночь затаилась в бездонных глазных впадинах, и мрачный огонь горел в их глубине. Безгубый рог был растянут в отвратительной ухмылке.