Но на Селину в это утро накатило упрямство — это было видно по ее ясным зеленым глазам.
— В тайне нужно хранить то, чего стыдишься. Я не стыжусь ни тебя, ни себя, ни того, что мы с тобой сделали. — Она радостно улыбнулась. — Да и кое-кому уже все известно. Я имею в виду Викки. Наши с тобой отношения сегодня будут предметом самого широкого обсуждения, это я тебе гарантирую.
— Викки никому не скажет ни единого слова.
Селина расхохоталась, откинув голову.
— Ты не знаешь мою сестру.
— Зато она меня достаточно хорошо знает. Она отлично знает, что я не произношу пустых угроз. Если она хоть одной живой душе проговорится про нас с тобой, то пожалеет, что родилась на свет.
Селина вздохнула и уселась, согнув колени и уперев в них подбородок.
— Защищаешь меня?
— Тебе это необходимо, детка.
— У тебя жуткая репутация, Уилл Бомонт, но более осмотрительного человека, чем ты, я не встречала.
А вот святая, непорочная Селина оказалась распутницей. Если в городе узнают об этом, у всех будет настоящий шок. Даже сам Уилл с трудом свыкся с этим фактом.
— Мне нужно идти.
Он уже был у двери спальни, когда Селина остановила его.
— Эй, Уилл! — Она послала ему нежную улыбку. — Спроси при случае у мисс Роуз, что она думает насчет нас с тобой. Ты очень удивишься.
Значит, мисс Роуз уже обсуждала с Селиной вопрос ее взаимоотношений с ним, одному богу ведомо зачем.
Он с укором посмотрел на Селину:
— У тебя что, чешется язык?
Селина бросила на него лукавый взгляд:
— Когда ты рядом, у меня зуд совсем в другом месте…
Уилл бросил на нее предупреждающий взгляд, и она осеклась.
— Может, разденешься и утихомиришь меня?
Уилл не мог не улыбнуться.
— Потерпи немного, Сели. Я буду у тебя ночью.
С ботинками в руках Уилл спустился с крыльца и ступил на влажную, прохладную траву. Он любил этот ранний час, когда солнце еще не печет невыносимо, когда вокруг нет ни души. В этот час на земле царят мир и покой.
Впрочем, он ошибся, думая, что рядом нет ни души. На ступеньках крыльца домика для гостей сидел Джеред Робинсон.
Уилла пронзило острое чувство раскаяния. Надо было уйти от Селины раньше. Надо было обуться. Надо было проявить больше осторожности.
Впрочем, Джеред, кажется, не обратил внимания ни на ботинки в руках Уилла, ни на его сконфуженный вид. Он просто сидел на ступеньках, опустив голову. Уилл присел рядом с ним.
— Привет, Джеред. Давно ждешь?
— Часа два.
— Мне очень жаль твою маму.
— Да.
А что он еще мог сказать? Что можно сказать пятнадцатилетнему парнишке, который два дня назад узнал, что его мать убита? Уилл попытался вспомнить, что говорили ему самому, когда умер его отец: «Нам очень жаль, мы будем молиться за тебя, его забрал бог». И к чему все эти слова? Ему было безразлично сочувствие людей, которых он едва знал, а их молитвы только раздражали его. Ему отец нужен гораздо больше, чем какому-то богу. Все слова бессмысленны. Именно поэтому он не стал больше ничего говорить. Он просто сидел рядом с Джередом и терпеливо ждал.