— Не знаю, что вы должны говорить. Но если вы скажете что-нибудь плохое о Мелани, он встанет на ее защиту.
— Да? После того, как она бросила его?
Уилл не мог припомнить минуты, когда ему самому захотелось бы встать на защиту собственной матери, или даже такой минуты, когда бы он пожалел о ее отсутствии. Даже в тот день, когда она собрала вещи и объявила ему, что уезжает, а он понял, что останется совершенно один в пустом доме без денег и практически без еды, даже тогда он ни о чем не жалел. Ему было страшно, да, но он не хотел, чтобы она осталась. И ничто не шевельнулось в его сердце, когда он в последний раз проводил ее взглядом.
— Да. Мелани его мать.
— И этим все сказано. — Уилл насмешливо покачал головой. — Да, ты поразительно наивна.
Селину пробрала дрожь. Она принялась за еду. Уилл тоже стал есть, но в то же время он наблюдал за ней. Похоже, в последнее время он нашел для себя излюбленное занятие.
Кстати, Селина исполнила его просьбу, высказанную в библиотеке в весьма экстравагантной манере. Они заехали домой, и Селина переоделась. Сейчас на ней была белая юбка, чуть выше колен, и темно — синяя блуза, оставляющая открытыми руки и шею. Обычно одежда Селины скрывала фигуру; этот наряд подчеркивал. Именно одежду такого рода имел в виду Уилл.
Наконец она неуверенно подняла голову.
— Извините меня. Я забыла про вашу мать, — тихо проговорила она.
Уилл не любил извинений. Он никогда не приносил их, а слышал так редко, что толком не знал, как на них реагировать.
— Про нее нетрудно забыть.
— Когда вы видели ее в последний раз?
— Двадцать четыре года назад. В день ее отъезда.
— И она ни разу не встречалась с вами? И вы, когда выросли, не пытались ее найти?
— А зачем?
Селина растерялась.
— Да затем, что она ваша мать! Она единственный родной вам человек.
— Но я не был ей нужен. Причем еще до того, как она уехала из Гармонии. Еще до моего рождения. Она не хотела становиться матерью. И при всем том ты полагаешь, что я должен был ее разыскивать? — Он презрительно улыбнулся. — Уверяю тебя, если я не интересовал ее в детстве, то неинтересен для нее и сейчас.
— И вы по ней не скучали.
Слова Селины прозвучали как утверждение, а не как вопрос.
— Нет. Полетта в нашей семье была лишней. Мы с отцом прекрасно понимали друг друга и обходились без нее. А когда он умер, мне было безразлично, есть она или нет.
— Вы звали мать по имени? — удивилась Селина.
— Она сама так хотела.
Селина усмехнулась:
— Даже в моем возрасте… Если я назову свою мать в глаза Аннелизой, она меня убьет.
— Даже в твоем возрасте? — передразнил ее Уилл. — О да, двадцать восемь — это возраст.