Она проверила дымоход в гостиной, разожгла огонь в камине и пошла наверх, чтобы переодеться во что-нибудь более теплое. Позднее, пройдя в кухню, чтобы сварить кофе, она увидела аккуратно разложенные на кухонной стойке травы, масла и свечи, которые купила у Селесты. Пока варила кофе, она старалась не только не прикасаться к ним, но даже не смотреть на них.
Поджав под себя ноги и пристроив чашку на колене, Хейли уютно уселась в кресле и долго смотрела на огонь, пока не обрела спокойствие и смелость снова открыться навстречу Линне.
– Как после всего этого я могу тебе доверять? – спросила она.
«А как тебе не доверять мне?»
Голос, который говорил внутри ее, был очень похож на ее собственный.
– Ты отпустишь меня после того, как сделаешь свое дело?
Ответа не последовало. Возможно, Линна не была уверена. По крайней мере у нее хватило такта не лгать.
Если Линна не исчезнет, Хейли не сможет стряхнуть с себя одержимость ею никогда, а средств против этих чар она не знала. И здесь, в Висконсине, не было никого, кто способен ей помочь.
«Здесь нас никто не потревожит. Никто не причинит нам зла».
До поры до времени, подумала Хейли с пессимизмом, так не вязавшимся с уверенностью Линны.
Но откуда у Линны такая уверенность? В конце концов, ей-то что терять?
«Мое безумие, если мы не покончим с этим».
Это ее мысль или Линны? Голоса, звучавшие внутри Хейли, были так похожи, что она уже не знала, где чей.
Она выпила еще чашку кофе и пошла бродить по дому, смирившись с неизбежностью. Изо всех окон была видна лишь опустошительная зима, безмолвная, как белый склеп Селесты.
– Сдаюсь, – произнесла Хейли шепотом, прозвучавшим неожиданно громко в пронизанной холодным солнцем тишине дома. – Давай покончим с этим вместе.
Пройдя на кухню, она взяла воду, все еще достаточно горячую, и заварила травы Селесты. Выпив чашку, подложила дров в камин и легла на кушетку, изнуренная дорогой, которой не помнила, и настоятельными требованиями Линны докопаться до истины.
В хрупкие минуты между сном и явью прошлое неизменно накатывает на нее – вся его боль, весь ужас и печаль оживают вновь. Значит, вот так выглядит смерть, думает она, глядя на тело отца. Интересно, как отец, который был готов винить всех вокруг за собственные недостатки, оценивал свою жизнь?
Мертвый, он выглядит ссохшимся, немощным – вовсе не тем тираном, каким был до самой смерти.
Через два месяца после того, как его положили в больницу, врачи сказали ей, что надежды нет и ему осталось жить в лучшем случае несколько недель. Они предложили перевести его в хоспис. Но отец отказался. Он велел Луи убраться из дома и обосновался в своей старой комнате под круглосуточным присмотром сиделок.