— Военный полицейский, — пробормотал он себе под нос. — А теперь бродяга.
— Вам следует уехать, — повторил Тони.
— Мне не нравится военная полиция, — заявил Хоби.
— Я знаю, что вам она не нравится.
— Так что же здесь делает этот ублюдок, который очень некстати путается у нас под ногами?
— Вам следует уехать, — в третий раз сказал Тони.
Хоби кивнул.
— Я очень гибкий человек, — сказал он. — И ты это знаешь.
Тони вернул жалюзи на место, и в комнате стало совсем темно.
— Я не прошу вас проявлять гибкость. Я прошу следовать вашему собственному плану.
— Я изменил план. Я хочу получить Стоуна с потрохами.
Тони обошел стол и снова занял свое место на диване.
— Оставаться слишком рискованно. Мы получили оба сигнала. С Гавайев и из Вьетнама, боже праведный!
— Я знаю, поэтому я снова изменил план.
— Вернулись к первоначальному?
Хоби пожал плечами и покачал головой.
— Объединил оба плана. Можешь не сомневаться, мы отсюда уберемся, но только после того, как я приберу к рукам Стоуна.
Тони вздохнул и положил руки ладонями вверх на обивку.
— Шесть недель — это очень, очень много. Гарбер уже побывал на Гавайях, господи помилуй! Он был генералом, и не простым, а какой-то шишкой. И ясно, что он что-то знал, иначе зачем бы ему лететь на Гавайи?
Хоби слушал своего помощника и кивал. Его голова двигалась в тонком луче света, который запутался в жестких пучках волос.
— Да, согласен, он что-то знал. Но он заболел и умер. И все, что он знал, умерло вместе с ним. Иначе почему его дочь обратилась к бестолковому частному сыщику и безработному бродяге?
— И что вы хотите сказать?
Хоби опустил крюк под стол и обхватил подбородок здоровой рукой, прикрыв расставленными пальцами шрамы. Он подсознательно делал так всегда, когда хотел казаться мирным и совсем не опасным.
— Я не могу отказаться от дела Стоуна, — сказал он. — Ты же это понимаешь, верно? Он просто сидит у нас на пороге и умоляет, чтобы мы его слопали. Если я его брошу, я буду до конца жизни себя ругать. Это будет трусостью. Я согласен, сейчас самое мудрое — бежать, но пускаться в бега раньше, чем возникает необходимость, тоже трусость. А ты ведь знаешь, Тони, что я не трус.
— И что вы хотите сказать? — снова спросил Тони.
— Мы сделаем и то и другое, только в ускоренном темпе. Я с тобой согласен, шесть недель — это слишком долго. Нам нужно убраться отсюда раньше чем через шесть недель, однако мы не уедем без куска, который нам преподнесет Стоун, поэтому мы начнем прямо сейчас.
— Хорошо, но как?
— Сегодня я выставлю акции на продажу, — сказал Хоби. — За девяносто минут до финального звонка. Этого времени хватит, чтобы информация дошла до банков. Завтра утром Стоун явится сюда в праведном негодовании. Но меня здесь не будет. Ты ему скажешь, чего мы хотим и что сделаем, если он будет плохо себя вести. За пару дней мы получим все. Я продам лонг-айлендские активы до открытия биржи, так что тут никакой задержки не будет. А ты тем временем свернешь дела здесь.