– Может, ты сядешь сначала, – посоветовал ее внук.
– Коул, дорогой, – ответила Ида сухо, – если бы я захотела сесть, я бы села. А я не хочу.
Коул ухитрился пробормотать «хорошо», а Эмили не произнесла ни слова. Господи, она никогда не видела раньше, чтобы Ида держалась с достоинством королевы!
– Да, я немного приболела, – начала Ида, смотря куда-то между ними. – Но как вы ясно слышали, доктор, подписывавший мои бумаги на выписку не более часа назад, сказал, что я упрямая старуха. Я ни в коей мере не инвалид и не собираюсь терпеть, чтобы ко мне относились как к инвалиду. Это ясно?
– Да, мэм, – сказал Коул уважительным, если не кающимся тоном.
– Эмили! – обратилась, повернувшись к ней, Ида.
И у Эмили екнуло сердце.
– А тебе тоже ясно?
Голос Эмили дрогнул, когда она ответила:
– Да, мэм.
– Хорошо. – Ида повернулась и осторожно направилась в гостиную со словами: – А вот теперь, когда мы закончили наш разговор, я сяду.
Коул, шедший за бабушкой, заметил:
– В разговоре обычно участвуют более одного человека.
Ида, опустившаяся в кресло с подголовником, возразила:
– Можете разговаривать сколько угодно, когда я уйду в свой кабинет, чтобы написать благодарственные письма. – Она повернула голову в направлении софы и спокойно сказала: – Садитесь.
Они подчинились и сели на некотором расстоянии друг от друга.
– Вы читали предписание доктора?
Оба кивнули.
– И знаете, какие лекарства я должна принимать? И что от них не стоит ждать никаких чудодейственных результатов?
Оба опять кивнули.
– Хорошо. Эмили, установили ли уже в Центре балетный станок?
– Зеркальную стену сделали вчера утром, – доложила Эмили. – А станок установят сегодня около трех. Во всяком случае, так мне обещали.
– Тогда мне надо быть там в четыре часа, чтобы приступить к занятиям для моей физической реабилитации.
Коул покачал головой.
– Не знаю, бабушка. Это…
– Коул!
– О господи, – пробормотал он, опустив голову.
– Понимаю, что вы с Эмили имеете самые лучшие намерения, но я не нуждаюсь, чтобы со мной нянчились, и не потерплю, чтобы меня удерживали. Независимость – штука хрупкая, она не терпит компромиссов. Я не откажусь от своей независимости до последнего вздоха.
Старушка переводила взгляд с одного на другого, и они послушно ответили в унисон:
– Да, мэм.
– Эмили, насколько я помню, тебе осталось чуть более недели до торжественного открытия аугсбургского Центра творчества. Я не ошиблась?
– Восемь дней.
– Тебе еще много осталось сделать?
О, черт!
– Да, много.
– Тогда полагаю, что тебе лучше направить свою энергию на завершение твоего проекта, а не крутиться вокруг меня и не ждать, чтобы немедленно подхватить меня, если я завалюсь назад.