Время от времени Жак Бруйеду подкидывал идею, фразу, или слова, и их тут же включали в текст.
— Любовь дает тебе вдохновение, — говорила ему Соланж, — Я замечаю искрящуюся ауру вокруг твоей головы.
Сотрудничество оказалась плодотворней, чем предполагали. Каждый день Соланж и её любовник встречались в «Зеленом абрикосе», и каждый день они добавляли по главе в своей книге, и каждый день сожалели о том, что не могли додуматься до такого приятного времяпрепровождения раньше.
Прошел месяц, и книга была завершена. Через другой была издана в «Пацио»- автор — Бруйеду, предисловие — Соланж.
«Юноша, которого я нашла», говорилось в предисловии. Бруйеду подарил один экземпляр толстяку Виолансу с дарственной надписью. И Виоланс признался жене:
— А мне показалось, что это плохая шутка, чтобы оправдаться, и что Бруйеду такой же писатель, как и я!
— Если бы мужчины не были ревнивыми, женщины не были бы красивыми! — парировала Соланж.
Виоланс покрыл поцелуями уши и щечки своей жены и купил ей брошь — амурчика из драгоценных камней, чтобы доказать свою любовь.
* * *
Бруйеду, тем временем, терзался новыми волнениями. Вовлеченный поневоле в эту авантюру, он с беспокойством ждал отзывов прессы. Он воображал с ужасом все статьи, в которых неизвестные ему люди будут критиковать его, жонглировать именем и оставят его выпотрошенным, раздетым догола и исхлестанным в конце своих заметок. Он чувствовал, что страшная дыра образовалась в его душе и он обнажен на всеобщее обозрение со своими секретами, своими странностями, своими бородавками, своими грамматическими ошибками, своими подтяжками и со своей родинкой как у девицы. Он больше не принадлежал себе. Он стал собственностью всего общества. Он «пошел по рукам». Соланж старалась успокоить его мужское непонятное целомудрие. Она старалась показать престижность известности и светских связей. Но он глупо повторял: «Это проституция на столько-то страницах!». Появились первые отклики в прессе, это был грандиозный провал. Как будто все критики Франции посоветовались, прежде чем вынести свой вердикт не в пользу Бруйеду. От маститых критиков и до последних газетных писак, был слышен только один вопль тревоги и негодования: «этот роман настоящая безвкусица, написанная в спешке…беспорядочный, безумный «без царя в голове»…стиль безумного кондитера… картонные персонажи…». Один даже говорил о «рвоте из розовой эссенции!». Это было слишком.
Бедный Бруйеду принимал всю эту ругань безропотно. Каждый день курьер приносил ему новую жатву издевательств и анафем. Он ведь ничего не просил. Он не хотел писать эту книгу. Не он спровоцировал этих журналистов- крикунов. Почему они так набросились на него? Почему они издевались над ним? Почему они сделали его несчастным? Он плакал по ночам, кусая свою подушку. Сорвал себе печень, и из-за этого несколько дней просидел дома.