— Николаич!.. — позвал Саня.
Евгений прожевал, допил кофе и хотел ответить, но кто-то неожиданно резко постучал по крыше «форда».
— Николаич, слышь, Грошевская…
Евгений быстро выключил рацию и спрятал под сиденье. Подошел мужчина в плаще, наклонился к окошку:
— Прикурить, пожалуйста, любезный…
«Маскарад, — насторожился Евгений. — Проверка?.. Втащить бы его сюда да расспросить, что почем!»
— Не курю.
— А прикуриватель.
— В Америке остался.
Гражданин отошел. Евгений включил рацию:
— Саня, что у тебя?
— Погоди, не могу говорить…
В эфире воцарилась тишина. Минут через пять вернулся Кравцов.
— Одного узнал. Человек Дворцова, сейчас работает с Ленциусом по делу Козлова.
— Кто он?
— Джарданов, опер из горотдела.
— Линять не пора? Тут какой-то чудак насчет прикурить интересовался. Я так думаю, меня поближе хотел рассмотреть.
Кравцов взял с приборного щитка остывший кофе, положил в рот пирожное целиком.
— Некуда линять, — проговорил неразборчиво. Покончив с трапезой, пояснил: — Наверх — одностороннее; внизу — сразу засекут, у них там все машины схвачены. Ждем.
— Знаешь, чем то время отличается от этого? — спросил Евгений.
— Чем?
— Тогда долго думать нужно было, прежде чем стрелять. А сейчас нужно прежде стрелять, а потом можно не думать.
Кравцов засмеялся:
— Так нам и стрелять не в кого.
— Вот именно. Поэтому мы живем между прошлым и будущим.
— Николаич!..
— Да, Саня, говори!
— Села в «таврию»… поняла, наверно, что наколка вышла… Ну, москвич, и обложили тебя!.. В восемьдесят шестом так Горбатого не встречали… Поехала! Поехала, Николаич!.. Двигаем?
— Постой, Саня, — завел мотор Кравцов. — Я еду по Колпакова, потом сворачиваю. А ты поджидай на Дятловском, другого маршрута все равно нет. Как только сверну — подхватывай, понял?
— Понял, отключаюсь…
Кравцов тронул машину с места, выехал на проезжую часть и вдруг резко взял вверх — в запрещенном знаками направлении.
— Ты что, Иван?
— Спокойно. Пока они развернутся!
«Форд» выехал на параллельную берегу улицу с трамвайным полотном, успел проскочить перекресток на желтый свет и оказался на Запорожской — как раз в тот момент, когда в просвете между крайними домами промелькнула «таврия» Грошевской.
— Какая баба, ну ты посмотри! — прицокнув языком, воскликнул Кравцов. — Весь свет на ней клином сошелся.
— На мне, а не на ней, — уточнил Евгений. — Боятся утечки информации. Что они, интересно, могут мне пришить?
— Тебе ничего. Тебя могут.
— Не выйдет. Им-то почем знать, что я той микрокассеты и глаза не видел? Поблефуем. Теперь хоть ясно, зачем они стены в Пашиной комнате простукивали.