- Ах, нехорошо! Забыли уговор? Уже день настал, а где кожи?
- Как где? Вы не знаете?
- Знать надо вам: товар ваш. Кто так делает, - задаток взяли, а товар спрятали?
- Как спрятал?
- А где он?
- Как где?
- Если он здесь, давайте. Или - задаток назад!
- Да он же пропал!
- Если пропал товар, задаток не пропал. Давайте назад! Видите: собрались люди. Смотрят. Слушают. Вот наши свидетели. Я давал задаток? Вы видели?
Армянин молча вытащил из своего тайника вчерашний кисет с деньгами и возвратил купцу.
Мулло Камар развязал узелок, сел на ступеньке и перед глазами столпившихся зевак начал считать свои деньги.
Быстро повернувшись к армянину, с веселой искоркой в глазах Мулло Камар вдруг спросил:
- А товар-то вы везли хороший?
- Еще бы! - замер армянин.
- Весь товар хорош?
- Кожа к коже. Как на подбор.
- Так ли?
- Еще бы! - повторил Пушок.
Одна из денег показалась Мулло Камару неполновесной:
- Эту следует заменить.
- Так она у меня от вас же!
- Надо было смотреть, когда брали, а я такую принять не могу. Кто ее у меня примет?
И Мулло Камар протянул ее одному из зевак.
Деньга прошла через десяток рук и вернулась к Мулло Камару. Все согласились: деньга нехороша, чекан ее стерся, и не поймешь, когда и кто ее чеканил; может, тысячу лет назад.
Армянин спохватился: все его деньги были в товаре. А товар пропал. Только теперь он окончательно понял, что у него ничего не осталось. И неправду он говорил накануне о цене, по какой согласен он взять кожи в Самарканде. Но не из пустого бахвальства он бахвалился, а затем, чтобы набить цену на кожи и в горячке сбыть с рук залежавшийся в Бухаре, забракованный бухарскими купцами, отчасти подопревший свой товар. Оттого и не ввозил Пушок эти кожи в город, рассчитывая продать их за глаза и оптом. И совсем было это дело сладилось, и задаток уже звенел в руках, а теперь так оно повернулось, что и ничтожную деньгу заменить нечем.
Но среди зевак толклись и армяне, и слава о бесславии Пушка могла разнестись по всем торговым дорогам.
Чтобы сохранить достоинство, армянин достал с груди древний серебряный византийский образок, материнское благословение, с которым не расставался на своем торговом пути. Благочестиво хранимое, достал и преподнес Мулло Камару:
- Драгоценная вещь. В столь тяжкий день примите и не придирайтесь ко мне.
Мулло Камар прикинул образок на своей чуткой ладони и снисходительно опустил к себе в кожаный кисет.
* * *
Мулло Фаиз зашел за Садреддин-баем, и оба, пренебрегая базарными разговорами и слухами, то любезно кланяясь известным людям, то наскоро отвечая на поклоны неизвестных встречных, протолкались к воротам и вышли за город.