— Сына я ничему дурному не учила, — ответила Мария Васильевна. — Павел по натуре замкнутый человек, больше любит сидеть дома… Близких друзей у него с детства не было. — Она помолчала. — Иногда приходили парни и девушки, но в дом он их не заводил, и я о них ничего не знаю. Вы говорите о каких-то делах Павла, уверяю вас: он ничего плохого не делал.
Мария Васильевна говорила тихо, без видимого волнения, если не считать, что небольшой скомканный носовой платок все время перекладывала из руки в руку. Следователь достал из ящика стола несколько фотографий, развернул веером, поднес к ее лицу, спросил:
— Из этих вы… кого видели?
Мария Васильевна долго и внимательно вглядывалась в фотографии, даже осмелилась повернуть к окну руку следователя, чтобы лучше рассмотреть снимки. Потом с ноткой вины в голосе ответила:
— Извините, пан… пан начальник, я никого из них не видела.
— Что ты слышала от сына о Жене Бурлай, Борисе Мезенцеве? Они учились в одной школе с сыном. Вот они, смотри…
Следователь швырнул две фотографии на стол и резко встал. Овчарка закрыла пасть, насторожила уши, выжидающе уставилась на хозяина.
Мария Васильевна хорошо знала Женю Бурлай и меня, но решила не признаваться в этом: Вздохнув, сказала:
— Ничего не слыхивала…
— Ты нам голову не морочь! — срываясь на крик, стукнул кулаком следователь. — Мы можем и иначе разговаривать.
Мария Васильевна закрыла платком глаза, несколько раз всхлипнула и запричитала:
— Я ни в чем не виновата… И дочки ни в чем не виноваты, и внучок не виноват… Отпустите нас, пан следователь, отпустите, милость сделайте, пан следователь.
Поняв, что таким методом ничего не добьется, он выругался непристойными словами и приказал увести женщину.
Вскоре к нему привели Вовку. Мальчишка с опаской взглянул на собаку, потом на военного и застыл у входа.
Следователь поманил его пальцем, протянул две конфеты в красивых обертках.
— Как тебя зовут?
— Вовка.
— Сколько тебе лет?
— Сэсть. Скоро седьмой пойдет.
— С кем ты дружишь?
— Меня на улицу не пускают с мальчиками водиться. У меня есть кошка Мурка и собачка Кутька.
Вовка осмелел, кулаком с зажатыми конфетами провел под носом и попросил:
— Дядя, разресите мне сходить домой и принести сюда Мурку. Я быстро вернусь.
Детская наивность не тронула следователя, но по лицу офицера скользнула улыбка.
— Если ты, Вова, честный мальчик и будешь говорить правду, то отпустим не только за Муркой, а и за… за собачкой.
Глаза мальчишки вспыхнули радостью, он оживился, и уже ни овчарка, ни военный не смущали его. Следователь подошел к Вовке и, поглаживая его по голове, спросил: