— А ну-ка, мужички, снесите мешки, а я за это сигаретками попотчую.
Никто не шевельнулся. Длинноусый мужчина толкнул в плечо рябого соседа, сутулого, с перевязанной платком щекой. Тот приложил ладонь к опухшей щеке и отвернулся. Николай, ковыряя носком сапога снег, исподлобья посмотрел на меня.
— Чего же вы? — поторопил полицейский.
Стоявший позади всех мужик в старом дубленом полушубке вдруг рванулся к саням. Проворно схватил мешок, крикнул:
— Не смей больше никто, я сам… один! Переносив мешки, он выжидательно застыл перед полицейским. Тот достал из кармана галифе пачку сигарет. Посчитал их, одну заложил себе за ухо, вторую закурил, остальные протянул мужику.
— Благодарствую!
Полицейский всмотрелся в него.
— Тебя Сашком зовут? Ты при Советах грабарем работал?
— Точно так, — пряча в полушубок сигареты, ответил тот. — На собственной лошадке извозничал. Теперь тоже можно было бы на ней подзаработать, да красные лошадку захватили. Обезлошадел я.
— Чего врать-то, что красные взяли. Сам же сказывал, что немец отобрал, — вмешался длинноусый мужчина.
— Сашко, иди к нам, в полицию. И лошадь будет, и кое-что еще, — посулил полицейский и, куражась, продолжал. — Встал бы из могилы мой батька да поглядел на меня…. Кем я был? А кем стал! Возрадовался бы старик.
— А разве он умер? — спросил мужчина с перевязанной щекой.
Полицейский со злобой посмотрел на него:
— Его большевики сгноили на Соловках. Поди слышал, что он в председателя сельсовета стрелял?
— Слышал я такое, — вздохнул мужик.
— Жаль, не попал… Но ничего, я за него посчитаюсь. Весной в село съезжу и всех его врагов до третьего колена порешу!.. А ты что, из нашего села?
— Нет, я из Куцой Долины. Жена из вашего. Хромченко знали?
— Голодранцев Хромченковых? Батрачили у отца. Ленивые были, работали из-под палки.
Мужик потер ладонью повязку, страдальчески поморщился.
Полицейский повернулся к Сашке, сказал:
— Ты поступай в полицию, а то опоздаешь. Немцы-то скоро разобьют красных и айда к себе в Германию. Украина самостийной станет, свободной. Вот тогда править ею будем мы, ее настоящие хозяева. Евреев, поляков и русских изгоним к чертовой бабушке. Эх, времечко-то настанет, не жизнь, а малина! Торопись, Сашко, пока место есть. Я похлопотать могу за тебя. Потом спасибо скажешь. Полицейский покровительственно хлопнул его по плечу, выплюнул сигарету:
— Жить будешь на широкую ногу, приоденешься, хороший паек получишь. Я за первый месяц работы в полиции на десять кил поправился.
— Вот это да!.. — восторженно воскликнул Сашка, и его глаза загорелись от зависти.