— Спасибо за доверие, — он начинает выбираться из кресла, когда я вспоминаю, что у меня есть ещё один вопрос.
— А чего вообще от меня хотел Алтонгирел? Похоже было на сцену ревности, но как-то…
— Ревности? — осторожно повторяет Азамат явно незнакомое слово. Э. Ну, по-муданжски я его тоже не знаю… а и знала бы — не подсказала. И потом, если у них слова «любовь» нету, то, наверно, и с ревностью туго. Хотя поведение дорогого духовника свидетельствует об обратном.
— Не важно. Так чего он хотел?
— Он считает, что мне с моим уродством не пристало с вами общаться больше, чем необходимо. А поскольку я его доводам не внял, то он взялся за вас.
Ну, допустим, в какой-то части это можно притянуть за уши к тому, о чём они говорили в кухне. Хотя это явно не всё. Но мне вообще радоваться надо, что хоть что-то объяснили.
— А у вас… степень приближенности к богам красотой измеряется?
Кажется, не обиделся… так, хорошо, хмыкает, думает…
— Пожалуй, можно и так сказать.
Всё-таки ужасные дикари. Но я свой устав приберегу для какого-нибудь более безопасного монастыря. Правда, очень уж хочется Азамата как-нибудь подбодрить. Ему, наверное, очень тяжело с таким лицом, если у них красота так важна.
— Как интересно, — говорю с напускной живостью. — А у нас оценивают по способностям, по достижениям… Мне вообще всё равно, кто как выглядит, лишь бы хороший человек был.
Кривит губы, смотрит в сторону.
— Спасибо на добром слове, — встаёт. — Через час обед будет. Вы справитесь с детьми?
Киваю, и он уходит.
Не поверил. Блин!
Когда я пригоняю своих притихших подопечных на обед, оказывается, что вся команда тоже там. К такому повороту дел я несколько не готова, но успеваю сориентироваться: рассаживаю детей за свободными столами. Их, к счастью, хватает. Дети шушукаются, поглядывая на наёмников. Те ведут себя примерно так же, косятся на нас, переговариваются на муданжском. Преимущество у них, впрочем, невелико: среди нас разве что у шести человек всеобщий — единственный родной язык, а остальные — такие же билингвы, как я. Так что мы тоже можем на непонятной муданжцам фене ботать, хоть и не все со всеми.
Поначалу сидим тихо, носы в тарелки, мы в своём углу, наёмники — в своём. Нам всем выдано по маленькой пиале с очередным травяным чаем, правда, на сей раз не из могильника. То ли побоялись, что мы все заснём, то ли хармалу они пьют исключительно в минуты волнения. Дети от зеленоватого настоя, естественно, воротят носы. Муданжцы хмурятся.
К счастью, тут входит тот парень, который мне представился… Тирбиш. С огромным чаном пирожков. Смутно вспоминаю, что у них какое-то очень шуршащее название. То ли шурх, то ли фырк… хшур, во! Насколько я помню, их прожаривают как следует, то есть глистов быть не должно… Ладно, выпендриваться всё равно не время, на Земле всех вылечат.