– Вряд ли.
Вмешалась телефонистка: «Ньют сказал, что у него кончилась эта хреновая мелочь, малыш» – и отключилась. Фрэнк бросил трубку на постель. Лулу сказала:
– Я не буду ее вещать, на случай, если он вздумает перезвонить.
– Что он сказал?
– Ничего такого, что бы тебе захотелось дать мне услышать еще раз. Фрэнк спросил:
– Хочешь еще посмотрим карточки?
Лулу смахнула на пол остатки трапезы и вытянулась на постели.
– Нравится поза?
– Класс.
– А как насчет этой?
Фрэнк сказал:
– Перевернись.
Лайкровая одежда была без швов, без стыков, непроницаемая, тугая и глянцево-скользкая, не ухватишься. Где-то тут должна быть молния, но где?
Ньют любил бесконечное солнце, легкие деньги, доступных женщин, океан в иные часы. Но и только – все остальное в Южной Калифорнии могло скукожиться и умереть, ему было наплевать. Смог убивал его. Все эти сотни тысяч людей на шоссе, что сжигают миллионы галлонов бензина, загрязняют атмосферу. Они даже шутки про это придумывают: дескать, чувствуют себя не в своей тарелке, если не видят, чем дышат. Чокнутые. Он переключился на вторую скорость и остановился у тротуара.
Сначала он убедился, что телефон-автомат работает, затем пересек улицу и зашел в винный магазин за двадцатипятицентовиками. Продавец сказал, что у него нет лишней мелочи. Ньют злобно зыркнул на него и схватил с полки бутылку «Уайлд тёки Кентаки». На ценнике стояло: девятнадцать долларов восемьдесят пять центов. Он швырнул на прилавок полусотенную бумажку. Продавец отсчитал три десятки, десятицентовик и пятачок сдачи.
Ньют сказал:
– Ладно, я законный покупатель, ты продал, я купил, а теперь давай-ка этих чертовых четвертаков на пятерку, ты, придурок.
Продавец уставился на него.
Ньют сунул ему в лицо десятидолларовую бумажку.
– Давай шевелись, мне нужно позвонить.
Продавец показал на улицу.
– Там банк через три квартала. А может, через пять, или шесть, или восемь, или даже больше. Увидите слева. Или справа. Не заблудитесь. А может, заблудитесь.
Ньют сгреб с прилавка свою десятку и бумажный пакет с «Уайлд тёки». Он держал бутылку низко, за горлышко.
Продавец слегка пригнулся, нашарил под прилавком револьвер и отвел затвор. Он выстрелит прямо сквозь дешевую картонную стенку прилавка. На то, чтобы убрать кровь и осколки, залепить и закрасить дырки, понадобится не более получаса. Полчаса – и словно ничего и не бывало.
Ньют увидел выражение близко посаженных глаз и осознал, что серьезно влип: он сцепился с парнем, который зарабатывал шесть долларов в час, покупал одежду в дешевом универмаге и полагал себя хозяином положения. С чего бы, если только этот хмырь не буйный псих с пушкой? И какова вероятность, сколько может быть буйных психов? В лос-анджелесском винном магазине – сто процентов. Ньют вышел на замешенный на смоге воздух, усмехнулся и сделал непристойный жест.