Досадную историю стали уже было забывать, Каммерер пришел в себя, снова отдавшись работе и карьере, но тут вновь произошло нечто. И по той же схеме: превышение скорости, проезд на красный свет, нарушения правил парковки и так далее… Снова проклятие, если можно так выразиться, но с паузой, обусловленной новым номерным знаком. Однако на сей раз история приобретала совершенно иную окраску и соответственно иной характер. Служебный. Самый главный из прокуроров, начальник нашего ведомства, был поставлен в известность, и даже генеральный прокурор проявил определенный интерес к этой странной истории. В конце концов, Каммерер все же был прокурором, таким образом, речь могла идти о его диффамации, а тут, как выразился герр земельный прокурор, «необходимо было принимать срочные меры».
Все это понятно. Но какие?
Первой напрашивалась версия о мести, о хорошо продуманном и рассчитанном не на один день акте. Так сказать, измотать жертву, подавить ее морально. Каммерер уже во время первой волны ложных протоколов стал рыться в памяти и не только в ней, но и в многочисленных делах, поднимая протоколы допросов и судебных заседаний, пытаясь отыскать подозрительные случаи, такие, когда обвиняемый вел себя дерзко, вызывающе, возможно, даже угрожал ему либо упорно отказывался признать свою вину, считая себя невиновным и незаслуженно осужденным.
Вы спросите: всего лишь считая себя невиновным и незаслуженно осужденным? А не будучи уверенным в собственной невиновности?! Ах да, во времена моей юридической деятельности я с пеной у рта старался доказать, что невиновного никогда не осудят напрасно. Но даже тогда я вынужден был признавать, что и судьи, и прокуроры – тоже люди, а человеку свойственно ошибаться. Одно я могу заявить во славу правосудия, поскольку все-таки имею о нем кое-какое представление, посему могу делать определенные выводы: не помню случая, чтобы судебные органы осудили бы кого-нибудь просто так, с бухты-барахты, зная наперед о его невиновности, иными словами, намеренно совершили бы судебную ошибку. Ну а если прокурор или, скажем, судья вдруг стали бы выдвигать на первый план свои представления о вине или невиновности того или иного обвиняемого? Я рассказывал вам об одном подобном случае. Если такое и могло быть и если такое и было, то ведь предусмотрены некие механизмы, могущие воспрепятствовать этому. Не сочтите за цинизм – для любого прокурора куда легче прекратить производство уголовного дела подозреваемого, если он не уверен до конца, что того можно изобличить. Распоряжение прокуратуры о прекращении производства по делу нередко укладывается в два предложения, а предъявление обвинения, в особенности если речь идет о непростых случаях, занимает по два десятка страниц. Их, знаете, не очень-то высосешь из пальца.