— Историю пишем мы, Михаил Михайлович. Как пожелаем, так и запишем, — с нехорошей усмешкой сказал Городецкий, протыкая Герасимова льдисто-острой, слюдяной зеленью взгляда. — Примите к сведению.
— Ну, хватит людей пугать, — с неудовольствием подвёл итог дискуссии Гурьев. — Вы, Михаил Михайлович, оформляйте находки, и, кроме меча, можете всё увозить. С мечом я стану по оружейным правилам заниматься.
Что ж, подумал он, больше ждать и в самом деле невозможно. Пора.
— Видимо, не получится у нас с Надюшей сегодня домой вылететь, — покачал головой Городецкий, когда они оказались на поверхности. Археологи обступили Герасимова, горячо обсуждая что-то.
— Нет, — решительно сказал Гурьев, взглянув на чистое небо. — Сегодня – точно не выйдет. Надо сказать, Варяг.
— Псих. Псих – и не лечишься. Добро. Проводи к «Касатке», отзвонюсь, вызову охрану. Надо подумать, как это всё документально оформить, да ещё и твою «находочку». Сталину сам будешь докладывать? Я не решусь, честное слово. Ах, угораздило же тебя, Гур…
— Всех нас угораздило, Варяг. Всех. Такое время. Ничего не попишешь.
* * *
За столом собрались, действительно, почти по-семейному – Чердынцев с Верой, Надя с Варягом, Гурьев и девушка. Чердынцев заметно нервничал, а Вера, не ведая ещё причины, отчаянно за него переживала, гадая, с чем связано это – с работой, с визитом ли высокого гостя, секретаря Центрального Комитета, кандидата в Политбюро. Кто бы ей такое ещё полгода назад рассказал – не ушёл бы целым, это уж точно. Визит, конечно, ничуть не походил на прибытие московского начальства, но – кто его знает? Однако, присутствие невозмутимого, как всегда, Гурьева её, как ничто другое, успокаивало. Раз они друзья – это же видно, значит – всё будет хорошо. Ну, как-то – будет.
— Начинай, Михаил Аверьянович, — сказал Гурьев.
— Бронепоезд, — вздохнул Чердынцев.
— Пятьдесят граммов, — разрешил Гурьев.
— Не надо, — покачал головой Чердынцев. — Как ты выражаешься – не наш метод, — он пригладил рукой волосы и немного развернул стул в сторону Даши: – В общем, доча, слушай. И вы все тоже слушайте, конечно. Раз уж такое случилось – значит, случилось. Чего теперь выть.
Перемена, происшедшая с Дашей за те полчаса, что продолжался рассказ отца, подкрепляемый его, Гурьева, объяснениями, поразила его. А ведь он был уверен, что давно утратил способность по-настоящему чему-нибудь удивляться. Полчаса назад на стуле в чисто побеленной комнате с окном, выходящим на юг, сидела чудесная, милая, умная девушка по имени Даша. А сейчас перед ними была царевна. Не принцесса, нет – царевна. Что ж, подумал он. Именно к этому всё и шло. Именно этого я и хотел, не так ли?