— Во многом вы правы, — адмирал устало поправил усы – разговор этот был ему в тягость. — Всё же правила нашего общества… Увы. Вы действительно во многом правы. Скажите, Ольга Ильинична. Это ведь ещё как-то с вашим… даром связано, разве нет?
— Николай Оттович, — Ольга побледнела.
— Нет, нет, — фон Эссен протестующе поднял руку. — Не спрашиваю ни о чём, ничего не хочу узнать! Но знать я должен.
— Должны, — эхом отозвалась Ольга после некоторого молчания. — Должны. Если бы не война. Если бы! Быть Киру адмиралом, гордостью Флота, опорой Престола… Ах, Боже мой, Николай Оттович. Ну почему я, почему же?!
— Что вы, что вы, голубушка, — фон Эссен, повинуясь охватившему его душевному порыву, шагнул к Ольге и опустился рядом с ней на кушетку. — Господи Боже, да не убивайтесь вы так. Всё образуется, я знаю, я старый человек, верьте мне!
— Какой же вы старый, — улыбнулась Ольга сквозь слёзы. — Это просто мы с Киром молоды пока…
— А войны Государь не допустит, — убеждённо проговорил фон Эссен. — Воевать в нынешнем веке совершенно никак невозможно. Не война, а тотальная гибель. Не могут ни Господь, ни Государь такого позволить. Верьте, Ольга Ильинична.
— Я рада бы вам поверить, Николай Оттович. Только я ведь знаю. Я вижу.
— Что же, и мою судьбу видите?
— Вижу.
— Не поделитесь ли? — адмирал всё ещё уповал на возможность превратить это в некое подобие шутки.
— Нет. На что вам, Николай Оттович? Человеку не дано заглядывать в грядущее, и в этом его благо. Грядущего нет, мы творим его сами… И мой дар – вовсе не дар. Мука и наказание. Вот только за что? Вы простите меня, ради Бога. Я своего решения не изменю. Если Кирилл найдёт в этом причину от меня отказаться – упрекать его не могу.
— Да ведь сам не свой Кирилл Воинович, что же вы творите, Ольга Ильинична, голубушка! Право же, только в вашем юном возрасте и можно, наверное, такой безжалостной быть!
— Я ведь не только о себе думаю, Николай Оттович. И не только о Кире.
— Вы… в положении? — изумился фон Эссен. — Ах, простите, Бога ради, меня, старого дурака… Что ж вы молчали-то?! Разве…
— У нас будет сын, Николай Оттович. И он, разумеется, будет Гурьев. Совсем настоящий. Об этом я сумею позаботиться.
— Хорошо же, — сердито проворчал фон Эссен, краснея и чувствуя себя неуютно. — Поступайте, как считаете нужным, Ольга Ильинична. Я вам никаких новостей не сообщу, ежели скажу – лейтенант мой вас любит без памяти.
— И я его люблю, — Ольга закрыла глаза. — И никто в этом не виноват, — совершенно…
Прибыв на «Рюрик», на котором держал флаг, адмирал тотчас послал за Гурьевым. Кирилл прибыл, отрапортовал по всей форме. Фон Эссен снял фуражку, указал лейтенанту на кресло: