Наконец, он медленно поднял руку, что-то буркнул под нос и нажал кнопку.
Сначала – тишина, потом еле слышные шаги, потом опять тишина, потом бряцанье замка.
Федор Иванович обернулся на Сашеньку и, встретив понимающий взгляд, несколько приободрился.
Дверь распахнулась.
– Добрый вечер, – ровно произнесла Мария Дмитриевна Веревкина, приветствуя гостей.
– Здравствуй, Машенька… Маша… А я вот зашел… по делу. А это – Александра, постоялица моя. У нас тут кое-что приключилось… только ты можешь помочь… э-э-э… да, только ты.
Сашенька, прижимая к груди чехол с платьем, с интересом и надеждой смотрела на Марию Дмитриевну. Именно такой она ее представляла – приятной, женственной, спокойной. Тяжелые каштановые волосы собраны на затылке в пучок, взгляд чуть строгий, но в глазах искрится тепло, кофта белая, накрахмаленная… Она похожа на добрую учительницу, которая собирается сказать нечто важное на классном собрании.
– Проходите, пожалуйста, – Мария Дмитриевна посторонилась, пропуская гостей.
Очутившись в единственной комнате уютной квартиры, Сашенька огляделась – да, здесь действительно живет профессиональная портниха и ее жизнь неотделима от любимого ремесла. В углу – деревянная ширма, дверцы массивного шкафа открыты и на них на двух тонких золотистых вешалках висят прямое платье и недошитое короткое пальто, на столе несколько игольниц, напоминающих рассерженных ежиков, голубой сантиметр, оранжевый сантиметр, линейка, плоские кругляши мела, коробка с обрезками ткани. Но на полу – ни ленточки, ни ниточки, ни пылинки.
– Машенька… Маша, – вновь неуверенно забормотал Федор Иванович, – давай пройдем в кухню… и я тебе все объясню… э-э-э… я бы не стал тебя беспокоить, но… а Саша пока посидит здесь… подождет…
На лице Марии Дмитриевны появилась улыбка – быстрая, приятная, и этого оказалось достаточно, чтобы Сашенька успокоилась.
– Хорошо, я как раз заварю чай. У меня есть пирожки с повидлом. Александра, вы любите пирожки?
– Да, очень люблю.
– Вот и прекрасно. Пойдем, Федор, ты мне поможешь.
На кухне Федор Иванович сник. Оказавшись наедине со своей любимой Машенькой, он окончательно убедился в том, что жить без нее он больше не может. Не может и все тут! Ах, как же она красива. И родная, до боли в сердце – родная! Он прижался спиной к подоконнику, немного обрадовался, отметив, что никаких гвоздик не наблюдается, и выдохнул:
– А я тебе гладиолусы… передавал…. Твой любимый сорт…
– Спасибо, я поняла, чей это подарок.
– И что? – Федор Иванович подался вперед.