— Не знаю, помогите…
Со стороны деревни донесся шум мотора автомашины. Летчик на всякий случай спрятался в кустах орешника. Ванда присела на траву и некоторое время испуганно прислушивалась к подозрительным звукам.
— Слушайте! — сказала она спустя минуту. — Я заберу картошку и пойду домой. Вы, наверное, хотите есть?
Летчик кивнул головой.
— Я вам сварю немного картошки. Ночью нельзя, могут увидеть дым из трубы, — говорила она шепотом, не глядя на летчика. Тот лежал на траве, подперев руками голову, и, не отрываясь, смотрел на нее.
— Спрячьтесь в лесу… А ночью я приду. Ждите меня здесь. Хорошо?
Он кивнул головой.
— И разузнаю о немцах…
— Я — Сергей, а ты?
— Ванда, — шепнула она, покрываясь румянцем, и опустила глаза.
— Ты придешь… Ванда?
— Да… — едва шевельнулись ее губы.
Он взял ее за руку и спросил совсем другим тоном:
— Правда?
Она быстро взглянула на него из-под длинных ресниц, покраснела еще больше, отдернула руку и встала.
Сергей продолжал лежать на траве и смотрел на Ванду. Он видел ее длинные загорелые босые ноги, упругую грудь и красивое, совсем юное лицо, толстую черную косу.
— Я пошла, — сказала она. — Жди меня здесь. Я приду… Обязательно приду…
Сергей смотрел, как Ванда копала картошку, а затем скрылась за пригорком. После этого он вернулся в лес…
* * *
Опустилась ранняя октябрьская ночь. Время от времени тишину нарушала артиллерийская канонада, доносившаяся с востока, где проходил фронт.
Они сидели в густом орешнике.
— Наелся? — спросила Ванда, когда Сергей отодвинул от себя корзинку с картошкой и хлебом.
— Спасибо, наелся.
— Больше в доме ничего нет.
— Немцы все забрали? — спросил он.
— Да. Когда взяли отца… — добавила она тихо.
— Ванда… Ванда, — шептал он, взяв ее ладонь в свои руки. — Ты здесь все время живешь?
— Нет, недавно. До войны я училась в гимназии в Сувалках. Оставался год до выпускных экзаменов… А здесь жили отец и брат. Мать давно умерла. Остались вдвоем со старой теткой.
Сергей нежно гладил ее руку. Она чувствовала тепло его прикосновения и учащенное биение сердца, не отняла руки и не сопротивлялась его ласке. Они снова умолкли на некоторое время, прислушиваясь к ночной тишине, наконец Сергей спросил:
— А где твой брат?
— Погиб в Августовской пуще… Он был партизаном… Отца забрали в концлагерь… Может, он еще вернется…
— Вернется! Но не будем больше говорить об этом, хорошо?
— Хорошо.
— А ты всегда был летчиком?
— Нет, я был студентом, музыкантом, когда началась война.
— А кем ты будешь, когда кончится война?
— Артистом. Конечно, артистом.
Они снова умолкли, погрузившись в воспоминания.