Анвер отчаянно волновался. Движения его были угловаты и нервны, но в то же время в них была какая-то особенная выразительность. Как будто своеобразие характера пастуха в том и заключалось, что, не умея выразить свои мысли и чувства, он начинает прыгать и плясать… Казалось, еще мгновение — и он свистом подзовет своего коня и с криком, с улюлюканьем поскачет в степи к табунам…
— Очень хорошо, — сказала я, когда он с разбегу упал передо мной на колени и протянул курай.
— Ой!.. Где уж… У меня все поджилки трясутся! Такие сложные вариации всего четыре дня репетировали! Ужас! Хорошо, что ваши вариации отменили…
— Как — отменили?
Но он уже бежал к исходной позиции, где его ждала Анна Николаевна.
— Анвер, дорогой, — крикнул снизу, от аппарата, Евгений Данилович, — не забывайте поднимать лицо! Не бодливая поза лбом вперед, а стремление к свету… Не бодайтесь!.. Ведь это танец радости…
Я не могла слушать дальше объяснения нашего режиссера, потому что взволновалась не меньше своего партнера. Хотя я снималась уже в третьей декорации, танцев у меня еще не было. Несколько шагов в ту или другую сторону и однообразные позы были скорее похожи на «утреннюю зарядку», по меткому выражению Анвера. По сценарию следом за танцем пастуха начинала танцевать я.
Значит, вот что они решали, пока я спала. И Анна Николаевна с Вадимом не могли отстоять моего танца…
— Почему же отменили? — спросила я Анвера, когда он опять рухнул передо мной и протянул мне курай.
— Ой, да я сам ничего не понимаю, — сказал он и, поднимаясь с колен, сердито крикнул: — Давайте снимать! Я устал. Сегодня все равно лучше не получится!
Анна Николаевна набросилась на операторов:
— Вы что же думаете, балетный актер машина? Я работаю, ставлю танец, а потом из-за вас все идет насмарку!
— А мне кажется, что все ждали именно вас, пока вы с Анвером еще раз отрепетируете танец, — вызывающе проскрипел Вася.
Анна Николаевна обрушилась на Валю и Васю. Она вспомнила все их погрешности и раскричалась на всю округу.
Тут вспылил и Анвер:
— Не буду танцевать, и все! Я не машина! Нельзя такой танец с четырех репетиций! Устал! Понимаете, устал, и все!..
Теперь все упреки достались уже Анверу. Анна Николаевна сказала, что его совсем снимут с работы и в райком сообщат о его саботаже, а талантливые люди могут работать и с одной репетиции.
Я сидела на кочке у всех на виду и, не зная, что делать, только смотрела по сторонам. Кто прав, кто виноват — разобрать было уже невозможно.
Анвер, сорвав шапку, кричал:
— И пожалуйста! Сам уйду! Снимайте артистов Большого театра. Может быть, они умеют совсем без репетиций. А я так не буду. Не умею!