– Пожалуй, – объявила Ольга, поднимаясь из-за стола, – буду приходить к вам на прием пореже. Я все осознала и хочу научиться жить самостоятельно. То есть я, конечно, еще не готова совершенно отказаться от помощи психоаналитика, но вкус к жизни уже появился и многие страхи канули в бездну.
– Очень приятно слышать, – делая еще один глоток кофе, сказал Сергей, при этом не особо веря Ольгиным словам.
На улице боевой настрой Ольги несколько поутих. Оглянувшись по сторонам, она мелкими перебежками направилась в сторону своей машины. Ирочка шла следом ровным шагом, размышляя о том, где они будут жить, если Сергей Юрьевич после запланированного вечернего нападения их к себе все же не пустит. А главное, сможет ли она видеться с Ларионовым и не впадет ли Ольга в какую-нибудь очередную депрессию, из-за которой позабудет свои обещания.
– Сейчас поедем к следователю, – блокируя дверцы, сказала Оля.
– Зачем?
– Дома-то я жить больше не буду, не хочу, чтобы он меня искал. Еще подумает, будто сбежала, и объявит всероссийский розыск. Представляю – мои портреты на каждом столбе, и внизу надпись: «Ее разыскивает милиция». Этому Васечкину только дай повод, он такую активную деятельность развернет, что потом ни один адвокат не поможет.
– А какой ты ему скажешь адрес?
– Как какой! Уварова, конечно.
– Но еще неизвестно, разрешит он нам жить в его квартире или нет.
– Все уже известно. Никуда он не денется.
Ирочка подобного оптимизма не разделяла, но решила тему не заострять – будь что будет.
– А может, мы как-нибудь осторожно расспросим Сергея Юрьевича о Самаринском, он расскажет все, что знает, и тогда на него нападать не придется, – предложила она.
Перспектива нападения на Уварова ее не слишком радовала. Пока было непонятно, как Ольга планирует это осуществить и о чем она вообще думает.
– Нам нужно, чтобы он не только поделился информацией, но и впустил в свою квартиру. Только рядом с ним я чувствую себя спокойно. – Оля побарабанила пальцами по рулю. – Ничего с ним не случится, мы его совсем немножко поколотим. И чего ты его жалеть вздумала? Он нас, между прочим, горелой яичницей накормил и небось даже не переживает.
– Как скажешь, – вздохнула Ирочка и отвернулась к окошку. Спорить бесполезно.
* * *
Васечкин свою работу обожал. Черный матовый телефон, новые папки, сверкающие глянцем, наконец-то вытребованное у начальства кресло (правда, обтянутое темно-серой тряпицей, а не кожей, но все же кресло), календарь на стене, подставка с бумажками и разноцветными гелиевыми ручками, жалюзи на окнах – все склоняло к умиротворению и ощущению собственной значимости. Борис Яковлевич не был самовлюбленным человеком, но о некоторой доле признания и доброй порции респектабельности мечтал частенько. Но дела попадались плевые, и блеснуть перед начальством умом и смекалкой возможности пока не представлялось. И вот удача! Покушение на Андрея Ларионова!