Отлично, я осмотрюсь.
Я была на дне ямы шестифутовой глубины, размерами неуютно напоминавшей могилу. Руки и ноги связаны, и ощупать окрестности тяжело. Поскольку голова закутана в пиджак Пембертона — и, без сомнения, рукава туго связаны, чтобы удерживать его на месте, — я ничего не видела. Слух отсутствовал из-за толстой ткани; чувство вкуса было выведено из строя носовым платком, засунутым в рот.
Мне было трудно дышать, потому что нос был частично закрыт, все силы расходовались на то, чтобы хоть немного кислорода поступало в легкие. Мне надо сохранять спокойствие.
Продолжало работать лишь обоняние, и, несмотря на то что голова была завязана, запах ямы проникал в ноздри. На дне была кислая вонь почвы, много лет лежавшей под человеческим обиталищем: горький запах вещей, о которых лучше не думать. На этот фон наложился сладкий запах старого моторного масла, острый привкус старого бензина, угарного газа, шинной резины и, возможно, слабый оттенок озона от давно сгоревших свечей зажигания.
И был еще след мышьяка, который я унюхала раньше. Мисс Маунтджой говорила о крысах, и я бы не удивилась, если бы обнаружила, что они процветают в этих заброшенных строениях вдоль реки.
Самым неприятным был запах сточной канавы: отталкивающая смесь из метана, сероводорода, сернистого газа и оксида азота — запах разложения и гниения, запах открытой трубы из речки в яму, где я сидела связанная.
Я вздрогнула при мысли о том, что может попадать сюда по этому акведуку. Лучше не давать воли воображению, подумала я и продолжила обследовать яму.
Я почти забыла, что сижу. Пембертон приказал мне сесть и толкнул меня так неожиданно, что я не обратила внимания, на что села. Теперь я чувствовала это под собой: плоское, твердое и устойчивое. Поерзав, я ощутила, что поверхность едва заметно подалась с деревянным скрипом. Деревянный сундук, предположила я, или что-то в этом роде. Пембертон поставил его сюда заранее, перед тем как подойти ко мне на церковном погосте?
Именно сейчас я поняла, что проголодалась. Я ничего не ела после скудного завтрака, который, если вдуматься как следует, был прерван внезапным появлением Пембертона за окном. Когда желудок начал сжиматься от голода, я пожалела, что не была более внимательная к тосту и каше.
Кроме того, я устала. Больше чем устала — я была измучена. Я плохо спала, и остаточные признаки насморка мешали нормально вдыхать кислород.
Расслабься, Флейв. Сохраняй хладнокровие. Пембертон скоро доберется до Букшоу.
Я рассчитывала на то, что когда он проникнет в дом, чтобы забрать «Ольстерского Мстителя», то наткнется на Доггера, который отплатит ему по заслугам.