Она ушла, и через мгновение я услышала, как она в холле объясняет Тулли, что просто хотела еще раз вынести мусор, поскольку кто-то напачкал.
— Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь умер от микробов, которых подцепил в «Тринадцати селезнях», правда, папа?
Она быстро училась.
Пока я ждала, я снова осмотрела кофр. Провела пальцами по цветным наклейкам, пытаясь представить, где он побывал в своих странствиях и что мистер Сандерс делал в этих городах — Париже, Риме, Стокгольме, Амстердаме, Копенгагене, Ставангере. Париж был красным, белым и синим, и Ставангер был таким же.
Ставангер находится во Франции? Я задумалась. Название звучало не по-французски — если только его не следует произносить «Ставанжье» — как «Аоуренс Оливье». Я дотронулась до наклейки, и она съежилась у меня под пальцами, собралась в складки, словно вода перед носом корабля.
Я повторила опыт на других наклейках. Каждая из них была крепко приклеена — так же прочно, как этикетка на флакончике цианистого калия.
Я вернулась к ставангерской наклейке. Она казалась толще остальных, как будто под ней что-то было.
Кровь билась в моих венах, словно вода в мельничном лотке.
Я снова открыла кофр и извлекла безопасную бритву из ящичка. Вынимая лезвие, я подумала, как здорово, что женщинам — за исключением мисс Пикери из библиотеки — не надо бриться. Быть женщиной непросто и без того, чтобы таскать с собой повсюду эти причиндалы.
Осторожно зажав лезвие между большим и указательным пальцами (после происшествия со стеклом мне прочитали лекцию об обращении с острыми предметами), я сделала надрез снизу наклейки, стараясь отрезать тончайшую полоску на границе сине-красной линии, которая шла почти по всей ширине наклейки.
Когда я слегка приподняла надрезанный кусок наклейки тупым концом лезвия, оттуда что-то выскользнуло и с шелестом упало на пол. Это был конвертик из пергамина, похожий на те, что я заметила в чемоданчике сержанта Грейвса. Благодаря полупрозрачности конвертика я увидела, что внутри что-то есть — что-то квадратное и темное. Я открыла конвертик и постучала по нему пальцем. Содержимое упало мне в ладонь — точнее, два содержимых.
Две почтовые марки. Две яркие оранжевые почтовые марки, каждая в отдельной прозрачной обертке. За исключением цвета, они были точными копиями «Пенни Блэк», наколотой на клюв бекаса. Опять лицо королевы Виктории. Что за разочарование!
Я не сомневалась, что отец пришел бы в восторг от безупречного состояния марок, тонкости рисунка, аккуратности перфорации и дивного клея, но для меня это были просто такие штуки, которые клеишь на письмо ужасной тетке Фелисити из Хэмпшира, благодаря ее за дурацкий рождественский подарок.