Аскар-Нияз долго молчал, прислушиваясь к тому, как внизу, в ущелье, гремит река.
— Я запутался, Андрей Дмитриевич, — произнес он наконец. — Совсем запутался. Я решил, что все из-за вас... Вы уж простите. Сам не знаю почему. Наверное, потому, что вы — как совесть. Как второе «я». Оно всегда жило во мне, но просыпалось нечасто, и тогда я глушил его водкой.
Андрей положил руку на плечо Аскар-Нияза.
— Вы обязаны сейчас сделать то, чего не сможет никто другой.
— Что бы это могло быть? — вяло поинтересовался Аскар-Нияз.
Андрей вытащил из кармана сложенный вчетверо лист.
— Читайте, — сказал он.
Это был черновик текста, который Хюгель готовил для кого-то, кто должен был передать указ на высочайшее утверждение и подпись.
— Горло перехватывает от ярости, — сказал Аскар-Нияз. — Витиеватость я опускаю, — добавил он глухо и начал читать: — «...вызванная благородными религиозными чувствами смута, учиненная на границе мусульманами — узбеками и курдами, не имеющими чести являться нашими подданными, а лишь пользующимися приютом, который мы им милостиво даровали в наших владениях, — не может быть одобрена нами, ибо:
Мы никогда не разрешали отдельным лицам, тем паче — скопищу, приближаться к нашим границам с сопредельными странами;
Мы безусловно запрещали и запрещаем вообще какие бы то ни было собрания и походы, возникшие без нашего ведома и ведома местных властей;
А посему мы повелеваем примерно наказать всех, участвовавших в незаконном и недостойном сборище, повлекшем за собой невинные жертвы, для чего:
расселяем курдов в отдаленных местах;
лишаем узбеков, не имеющих чести быть нашими подданными, свободы передвижения и изымаем их имущество в пользу казны, дабы возместить ущерб, причиненный их действиями нашей стране;
приказываем схватить и публично казнить ранее приговоренного к смерти курдского главаря Гариби, арестовать Аскар-Нияза Бухарского, как единственного подстрекателя и предводителя узбеков, и судить его по всей строгости», — голос Аскар-Нияза прервался. — Дурень! Баран безмозглый! — он в ярости стучал кулаком по лбу.
Андрей не успокаивал его.
— Я же готов был повести их, как стадо на убой...
— Советские пограничники не открыли бы огонь, — сказал Андрей.
— Вы предупредили их?
Андрей пожал плечами.
— Я знаю, как мыслят и как ведут себя на той стороне.
Аскар-Нияз кусал губы.
— Бог с ним, — сказал он. — Не буду доискиваться... Но вот же: вы рисковали собой ради кого? Ради пьяницы-поручика, за спиной у которого сотни убитых красных. Ради орды, чужой вам по вере и крови... Что греет вас? А может, вы правы? Может, на земле еще остался человечек-другой? Просто-напросто — человек... — Аскар-Нияз вздрогнул, будто сбросил с себя что-то, и спросил другим голосом, по-деловому: — Далеко отсюда до курдского стойбища?