— Лихарев, на допрос! — скомандовал конвойный, остановившись в дверях камеры.
На этот раз конвойный провел Лихарева мимо комнаты, где работал Усман, и остановился у дверей кабинета начальника райотдела. За столом сидел незнакомый Лихареву немолодой человек в штатском костюме.
— Входите, входите, Лихарев, — совсем по-домашнему пригласил он, уловив настороженность Олега. — Давайте знакомиться. Я Кудрявин Константин Прокопьевич. Проходите, присаживайтесь. Говорят, в ногах правды нет. А нам с вами нужна только правда.
— Я уже рассказал всю правду лейтенанту Усману, — ответил Олег, недоверчиво и оценивающе осматривая Кудрявина.
— И правильно сделали. Искренность и правда — ваши главные союзники.
— Союзники чего? — спросил Лихарев с вызовом.
— Вашего будущего, — спокойно, как бы не расслышав ершистой интонации Лихарева, ответил Кудрявин. — Не спешите, Олег Вадимович, отказываться от него.
— Будущее... — Олег нервно передернул плечами. — Но ради чего?
— Ради искупления вашей вины. Ради возвращения к нормальной жизни. Это немало. Ведь вам только двадцать три.
— На днях исполнится двадцать четыре... — Лихарев усмехнулся и продолжал, захлебываясь словами: — Будущее! А зачем оно мне? Без любви, которая вам не снилась и во сне. Без любимого человека. Будущее, в котором только работа, работа ради существования. А какие радости?
«Ведь ты рос среди нас, учился в нашей школе, жил среди наших людей... — думал Кудрявин. — Но так и. не понял главного, чем живы все мы. А может быть, напускаешь на себя, боишься даже себе признаться в своих утратах и несешь несусветные пошлости».
— Много радостей, Олег Вадимович, — сказал он резче. — Сознание того, что нужен, полезен, что тебя уважают люди, и ты им честно и прямо смотришь в глаза. И любовь. Только истинная, чистая, которую не надо покупать ценой преступления... И дружба. Настоящая мужская, требовательная. Конечно, не с Костылевым, которого вы цитировали сейчас.
— Таких людей, как Костылев, я презираю, — горячо возразил Лихарев.
— Хотелось бы верить. Но сам-то Костылев видел в вас единомышленника, единоверца.
Лихарев знал, что их отношения с Костылевым были и дружескими, и весьма доверительными, но в устах Кудрявина эта очевидная истина послышалась ему оскорбительной, и он спросил, чтобы только не молчать:
— Почему вы так считаете?
— Разговоры об опасных преступлениях ведут с людьми, которым доверяют, — терпеливо объяснял Кудрявин. — А Костылев с вами говорил о кражах золота. Вот я и хочу знать, что именно говорил он вам об этом? О каком «завещании» Костылева ходят слухи по поселку? Где записная книжка Костылева, которая исчезла после его самоубийства?