Сегодня Олегу Лихареву исполнилось двадцать четыре года! Почти четверть века, можно бы подвести и некоторые итоги. Сколько он помнил себя, этот день никогда не был в семье праздником. Другое дело — именины сестренок. Бывало, даже мать изменяла некоторым своим привычкам и хлопотала на кухне, суровый отчим становился добрее.
На именины Олега не собирали гостей. Сестренки поздравят скороговоркой, мать сунет украдкой пустяковый подарок, вечером выставит на стол графинчик водки побольше. Отчим нетерпеливо наполнит стопку, скажет мимоходом:
— Ну, за твое здоровье, что ли. Расти большой...
Олег рос, взрослел. Осталась позади солдатская служба. В прошлом году свой день рождения он также провел в этих краях, вдалеке от Москвы, от Лиды. Но тогда у него были заманчивые планы и вполне реальная надежда: еще год, другой — и он наконец-то будет иметь деньги. И много. Исполнится, осуществится главная цель его жизни. И можно будет отдохнуть от постоянного страха, от ежедневной игры с опасностью. Он сможет наслаждаться жизнью, любовью Лиды, комфортом, всеобщим поклонением, которые, конечно же, обеспечат, принесут ему «бешеные деньги»...
И вот двадцать четвертый в его жизни день рождения.
Он проснулся на нарах, открыл глаза. Серенький квадратик окна был перечеркнут, зашторен частыми прутьями решетки.
— Собирайся, Лихарев, — заглянул в дверь камеры дежурный. — Поедешь, покажешь свои приемчики.
Знакомая речка Светлая сейчас была грязно-серой. Отражалась в ней сизо-мглистая завеса осенних туч, дергались на воде бурые листья.
Лихарев с независимым видом подошел к колоде гидроустановки, остановился возле нее, скользнул взглядом по лицам сотрудников милиции и понятых, приглашенных присутствовать при следственном эксперименте. Вот Демьян Рыскин, который весной встретил его так радушно и зазывал обратно в артель. Рядом с Рыскиным бульдозерист Андрей Дремов. Суровый, малоразговорчивый парень. Сколько раз работали с ним в одной смене, жгли костры, готовили нехитрое варево, толковали о жизни.
Старатели в упор разглядывали Олега. «Будто на похоронах, — думал Лихарев, — стоят у могилы и смотрят в открытый гроб...» От этой мысли, от дождевых струек, скользивших за ворот куртки, от промозглого речного ветра Олег поежился, но тотчас же расправил плечи и, обращаясь к полковнику Кудрявину, спросил деловито: