— С вами тоже что-то стряслось, Андрей Дмитриевич, — сказала Ася. — Я же вижу: жизнь вам совсем недорога.
— Напротив, — сказал Андрей. — Мне еще очень много надо сделать.
— Жениться?
— Само собой разумеется. Но прежде я должен выиграть в нарды пятьдесят тысяч и научиться пускать дым из носа. Вот видите: никак не получается! — Он попытался выпустить дым носом.
— Опять вы дурачите меня, — сказала Ася. — А я не девочка. Я, если хотите знать... — Она оборвала себя и воскликнула с отчаянием: — Ладно, идите! Пусть бог вам поможет.
— А вот теперь-то мне не хочется уходить, — сказал Андрей. — Может, угостите меня чаем. По-русски, с вареньем...
Ася смутилась.
— Как? — переспросила она непонимающе. — Я же не одна.
— Слышал, — сказал Андрей. — И был бы рад познакомиться с вашим отцом, хотя время для визитов неподходящее.
— А что... — сказала Ася. — Отец ложится поздно... — Она, видно, никак не могла решиться. — Что ж, если хотите... Если вас это не испугает... Прошу.
Почти всю свою жизнь Алексей Львович Антонов — Асин отец — провел на Востоке. Война застала его за границей. В который уж раз он пытался удержать на полотне зыбкие краски заката, тонущего в сером Каспии.
Незадолго до этого одну из ранних картин Антонова приобрела Дрезденская галерея. После долгих лет подвижничества и мытарств забрезжила надежда на признание и благополучие. Алексей Львович уже мечтал о том, как поедет осенью в Египет, а вернувшись, поселится окончательно в Ташкенте, где в родительском доме жила его небольшая семья — жена, недавно окончившая Бестужевские курсы, и трехлетняя дочь Ася.
Тридцатилетний русский художник остался за рубежом. Граница закрылась, жена и дочь остались по ту сторону. Лучшие работы Антонова, отправленные им на венский аукцион, потерялись в пути. Жить стало трудно, и Алексей Львович отступил от священных правил, усвоенных в Петербургской академии художеств: он согласился расписать стены в светском дворце, недавно выстроенном на юге. Жена его, как стало ему известно, добровольно пошла работать в холерный барак, заразилась и умерла, оставив Асю на попечение семьи иерея Ташкентского. Девочке в ту пору исполнилось семь лет. Священник забрал ее с собой в Баку, а оттуда он вместе с англичанами бежал за границу. Туда, в пыльный старый город, приехал Алексей Львович, чтобы забрать Асю, и остался здесь навсегда.
Несколько лет Ася служила у Хюгеля, исправно являясь к половине девятого, но неожиданно для всех ушла со службы. Пересуды мгновенно взбудоражили тесный эмигрантский мирок. Даже Алексей Львович осмелился спросить заплетающимся языком: «Немец тебя обидел? Да, Асенька?» — «Я обидела его, — ответила Ася. — И не будем никогда возвращаться к этому. Умоляю тебя, папа!»