Шахрух поморщился.
— Ты плохо молишься, — сказал он. — Произнеси трижды всю молитву от начала до конца. — Он повернулся к Андрею: — Вы помните, конечно, дорогой Андре, нашего арабиста? Вот кто умел привить любовь к корану, понять всю неисчерпаемость этой великой книги! Как, кстати, его звали?
— Я тоже забыл, — сказал Андрей.
— М-да, — произнес Шахрух.
— Помню только — круглый, пыхтящий, как самовар, — продолжал Андрей. — «Омин облогу акбар», — пропел он дребезжащим тенорком.
Шахрух вздрогнул от удивления, но тут же овладел собой:
— Как живой! — воскликнул он, рассмеялся и тут же посерьезнел. — А драку нашу вы мне простили? — спросил он со значением.
— Какую? — Андрей задумался. — Чего не бывает по мальчишеству? — Он махнул рукой.
— Но след-то, наверное, до сих пор остался? — настойчиво продолжал Шахрух.
Наступила тишина. Только слышно было похожее на всхлипывание бормотание Касыма. Андрей отпил из рюмки и похвалил коньяк.
— За те двенадцать лет, что прошли после лицея, — сказал он, — я был во множестве переделок. На теле моем появилось немало зарубок на память. Ваша, наверное, не самая глубокая, хотя зубы у вас были острые. Может, сами узнаете? — Андрей закатал рукав. Повыше локтя виднелся белый искривленный след от зубов.
Шахрух с деланной небрежностью взглянул на него,
— Извините, дорогой господин Долматов, — сказал он сочувственно. — Я каюсь, что пригласил вас к себе не только как старого друга, но и по ничтожнейшему поводу: из-за этого радио. — Он кивнул в сторону приемника, у которого возился Касым. — Но в нашей глуши, — заключил Шахрух, — не сыщешь специалиста.
— Вот растет ваш собственный радиотехник, — Андрей вновь показал на Касыма. — Ну-ка, парень хороший, что там? Доложи-ка.
Круглые глаза Касыма смотрели недоуменно.
— Всего-навсего проводок оборвался, мастер, — запинаясь, произнес он.
Андрей поднялся, заглянул в аппарат и сказал, потрепав мальчика по затылку:
— Ты прав! Из-за такого пустяка все ваши волнения, господин Шахрух.
— Надо же! — воскликнул Шахрух. — Тысяча извинений, господин Долматов! Дорогой Андре...
Громко заговорило радио. Это Касым уже успел припаять провод и включил приемник. Передавалась политическая беседа.
«...Как хорошо известно нашей уважаемой общественности, — с деланной заинтересованностью произносил высокий голос, — курды не способны к самоуправлению...»
Касым застыл, оставив руку на рычажке.
«...Главари их фанатичны и столь же ленивы, сколь и жестоки. Напомню вам, господа, что во время последних курдских волнений, которые, хвала аллаху, были быстро прекращены нашим мудрым правительством, свирепый, не ведающий жалости даже к своим близким шейх Гариби-Сеид собственноручно умертвил свою жену только потому, что она во имя спасения малолетних детей желала сдаться с ними на милость правительственных войск...»