Голова поднялась чуточку повыше.
И вдруг Ярославна хитро прищурилась и заговорщицки подмигнула:
— Королевич Елисей отдыхает.
* * *
Через два дня, вечером, после приземления и тщательного инспектирования багажа, от припасенных в дорогу трех поросят не обнаружилось и следа (Иван ясно помнил, что после последнего привала в пакете оставался как минимум один окорок, но, заметив выражение чересчур неподдельного недоумения на физиономии Серого, о судьбе его спрашивать не стал). И тогда, выставив вперед нижнюю челюсть, царевич непререкаемым тоном заявил, что он идет на охоту и точка. К его немалому удивлению, пререкаться с ним никто и не думал. Одобрительно кивнув и буркнув что-то невнятное (Иван мог бы поклясться, что это было «Слова не мальчика, но мужа», если бы не знал, что его друг слово «ирония» будет скорее искать на карте, чем в словаре), Сергий вручил ему лук, колчан с десятком стрел и новое изобретение Ярославны — коробочку с пол-ладони величиной, на дне которой покачивалась стрелочка, заостренным концом всегда указывающая в том направлении, где находился сейчас Волк. Вторая такая коробочка покоилась где-то в бездонном кармане порток Серого, и стрелочка ее всегда указывала на царевича. «Просто так, на всякий случай,» — пояснил тот, и Иванушка, не дрогнув бровью, положил колдовскую приспособу в карман кафтана. И только где-то глубоко, под опущенными ресницами, мелькнуло и пропало шальное «я им докажу!».
— Ну, с Богом, — хлопнул его на прощание по плечу Волк. — Если что — стреляй.
Царевич, молвив «Разводите пока костер, я скоро вернусь» (и как это королевич Елисей может произносить с выпяченным подбородком монологи на десять страниц и при этом оставаться с неприкушенным языком?) мужественно развернулся и шагнул в лес.
О чем-о чем, а уж об охоте Иванушка знал все. Охотиться было так просто, что его всегда удивляло, почему леса не кишат охотниками, увешанными разнообразными трофеями и с толпой слуг за спиной, несущих еще десять раз по столько. Все, что требовалось от охотника, это взять лук и побольше стрел и вступить в лес. Остальное было делом техники. Встречаешь зверя, стреляешь, взваливаешь добычу на плечо (передаешь прислуге), идешь дальше. И так — пока не кончатся носильщики. Королевич Елисей, например, сразу же, как только начинал охотиться, убивал дичь не меньше кабана или оленя, про это везде написано, ну а если нет, тогда начиналось самое интересное. Да и народная мудрость «На ловца и зверь бежит» только подтверждала теорию Ивана. С народом не поспоришь. Как не такой уж далекий потомок далеко не первой династии венценосцев, царевич впитал это с молоком матери вместе с другими сокровищами лукоморского фольклора, как-то: «Яблоня от яблока недалеко падает», «С кем поведешься, с тем и наберешься», или «Мойте руки перед едой».